«Сегодня» продолжает публиковать главы из будущего романа Арсена Ревазова «Красная комната войны».
Инфракрасная фотография полей битв становится инструментом как визуального осмысления, так и рефлексии о памяти, истории и культурной травме.
Невидимые поля сражений Арсена Ревазова: интервью о новом проекте и природе войн
О романе. Синопсис
Фотограф Иосиф. Давно смирился со своим диагнозом: периодические приступы ретрокогнитивной диссоциации — расстройства, при котором в сознание неожиданно врывается беззвучный стробоскоп обрывков чужих воспоминаний из чужого времени.
С ним связывается малоизвестный европейский Фонд со странным, но щедрым заказом: он должен снять на инфракрасную камеру нынешнее состояние главных полей мировых сражений, причем для каждой серии фотографий этих мест должно быть написанное в свободном стиле эссе об данной битве.
Фонд объясняет свой заказ актуальностью темы войны в современном искусстве. Иосиф сначала отказывается. Для человека с его диагнозом, места массовой гибели — это эпицентр невыносимого сенсорного шторма. Сломившись под давлением гонорара, он соглашается, не подозревая, что Фонд интересует не его художественный стиль, а то, чтó он бессознательно зафиксирует в своих текстах — те самые «аномалии», которые он всю жизнь учился считать лишь симптомами своего расстройства. И что из этих, казалось бы, бессвязных аномалий его новые работодатели методично собирают нечто цельное и, возможно, зловещее.
Фотографии и эссе о новой битве мы публикуем каждую среду.
Первый опубликованный текст был о битве при Марафоне.
Второй — о битве при Фермопилах.
Ниже — история битвы при Саламине, 480 г. до н. э.
Флот как альтернатива армии
Ксеркс разбил греков под Фермопилами и двинулся дальше. Сухопутной армии достаточной силы, чтобы защитить Афины и другие города Средней Греции не существовало. Только спартанцы лихорадочно строили стену на Коринфском перешеейке. Они надеялись, что успеют ее достроить, пока персы грабят и сжигают многочисленные города Аттики и соседних регионов.
Но у греков оставался флот. За последние десять лет афиняне под руководством Фемистокла построили целых двести трирем и стали моряками. Все граждане, способные носить оружие, сделались моряками. Содержать и армию, и флот Афины не могли себе позволить — не хватало ресурсов.
Успешно и беспристрастно
Сам Фемистокл происходил из знатного жреческого рода. Еще будучи ребенком он, отдыхая от школьных занятий, обдумывал и сочинял речи. В них он либо обвинял, либо защищал кого-либо из сверстников. Учитель будущего афинского стратега сказал как-то «Из тебя мальчик, не выйдет ничего посредственного, но что-нибудь очень великое, — или доброе, или злое!»
Школьные речи помогли. Чтобы стать успешным политиком в Афинах, требовалось хорошо и часто выступать перед народным собранием. А благодаря своей феноменальной памяти, Фемистокл называл каждого гражданина по имени — и это, конечно, им очень льстило.
Кроме того, он судил беспристрастно. Однажды великий поэт Симонид, автор эпитафии 300 спартанцам, попросил Фемистокла о чем-то не очень законном. Афинский стратег ответил: «Симонид, ты же, сочиняя стихи, подчиняешься законам стихосложения? А если ты их нарушишь — стихи получатся плохими. Не заставляй и меня нарушать законы — ничего хорошего из этого не выйдет».
Лавры Мильтиада
Победа Мильтиада при Марафоне разожгла честолюбие у молодого Фемистокла, ему захотелось военных успехов. С тех пор он часто повторял «Лавры Мильтиада не дают мне спать». Они с Мильтиадом были из совершенно разных поколений и из разных тусовок. Мильтиад был лет на тридцать старше, до начала войны он успел поработать тираном в Ионии. Но дела после Марафона у него шли очень плохо. Афиняне никогда не были добры к тем, кто пользовался славой победителя. Они подозревали их в попытке стать тиранами и, опираясь на широкие народные массы, захватить единоличную власть.
Аристократическая партия обвинила Мильтиада в злоупотреблении доверием государства, приговорила его к громадному штрафу в 50 талантов (150 кг золота), и заключила в тюрьму. В тюрьме через две недели Мильтиад умер от разрыва сердца. Фемистокл вместе со многими был возмущен такой несправедливостью. Сразу после смерти Мильтиада народ раскаялся, одумался, и власть перешла от аристократической партии к демократической, а Фемистокл стал одним из самых влиятельных политиков в Афинах и на народном собрании был избран архонтом. Все афиняне осознавали, что поражение персов под Марафоном отнюдь не означало конца войны.
Вместо армии — флот
Фемистокл, понимая, что содержать одновременно и флот, и профессиональную армию афинянам не под силу, настоял на радикальной перестройке и экономической, и военной стратегии. Все доходы от получаемых серебряных рудников он вложил в кораблестроение. Фемистокл основал новый порт в Пирее, который смог вместить во много раз больше кораблей, чем вмещал старый порт в Фалере. Афины из небольшого сельскохозяйственного города-государства за 10 лет превратились в одну из крупнейших морских держав своего времени: основой экономики Афин стало не сельское хозяйство и не добыча серебра, а морская торговля. Основные доходы города теперь поступали от налогов растущего купечества.
Для охраны торговых судов от пиратов требовалось, чтобы их сопровождали боевые корабли. Судоходство в Средиземном море было совершенно не безопасным делом. А сухопутные войска, решил Мильтиад, если они потребуются, или пришлют союзники, или афиняне наймут их за деньги, причем наймут профессиональных воинов, а не земледльцев. Через тысячу лет точно по такому же пути пойдет еще одно маленькое государство, и этот путь превратит его в одну из ведущих европейских держав — Венеция.
Сила народного собрания в Афинах теперь перешла к гребцам и рулевым. Это добавило Фемистоклу популярности у простого народа. Плутарх пишет: «Фемистокл даже трибуну народного собрания обратил к морю. Впоследствии тридцать тиранов развернули трибуну к земле: они думали, что господство на море рождает демократию, а олигархией меньше тяготятся земледельцы».
При чем тут демократия
Я застрял на этой фразе Плутарха. Что такое «обратить трибуну к морю, а потом развернуть ее к земле?» И при чем здесь демократия? Начал разбираться.
Трибуна на Пниксе в Афинах — это специально вырубленная в скале трибуна, то есть платформа, с которой выступали ораторы перед народным собранием (экклесией) афинских граждан. Площадь перед ней вмещала 10 тысяч человек. Именно с этой трибуны говорили перед афинянами Перикл, Фемистокл и Демосфен.
Пникс, настоящий символ афинской демократии, воплощал принцип исигории (греч. ἰσηγορία) — одного из ее ключевых понятий, означавшее «равное право на публичное выступление» — право на свободу слова в политической сфере. В годы греко-персидских войн на Пниксе решались такие вопросы, как финансирование флота, выбор стратегов (в том числе Фемистокла), определение союзников и стратегия обороны Афин.
Обращение к морю
Форма и направление трибуны имели политическое значение. При Фемистокле трибуну, которая раньше была просто деревянным помостом, вырубили в скале на юго-западном краю площадки, так что аудитория смотрела в сторону моря.
Обращенная к морю, она символизировала морскую мощь и демократию, что особенно подчеркивалось в связи с реформами Фемистокла. Во времена «тридцати тиранов» и после греки провели радикальную перестройку архитектурного ансамбля Пникса. Ориентация выступлений и рассадки граждан изменилась: в скале была вырублена новая трибуна, в этот раз на северо-восточном краю, так, чтобы взоры граждан были обращены к суше. Это подчеркнуло роль земледельцев и усилилило символику олигархической власти.
Когда я добрался до Парфенона, я не поленился посмотреть на сохранившийся неподалеку участок платформы. Она, уже не направленная на море и демократию, сильно обветшала, но дошла до наших дней. Три ступеньки, небольшая площадка, еще шесть ступенек, а дальше все разрушено, и трибуна плавно переходит в поросший травой скалистый склон холма.
Действительно, политический контекст классических Афин был именно таким: морская держава и демократическая партия против земледельческой аристократии. Плутарх искренне считал, что, народы, обращенные к морю, склонны к свободе, а народы, лишенные моря, выбирают порядок. Мне всегда казалось, что упрощенный подход к истории, объясняющий что-то важное и сложное одной яркой фразой, пусть и нравится публике, но на самом деле сбивает с толка. Понятно, что морская цивилизация с развитой торговлей требует большого количества свободных людей и свободы распоряжения капиталом, а земледельческой цивилизации, особенно на доиндустриальном этапе, много свободных людей не нужно. Но как быть со Швейцарией и с другими континентальными европейскими странами? А с имперским и коммунистическим Китаем? Разве у Китая мало моря?
Второе крепление на щите как основа демократии
Впрочем, у Гаспарова я нашел еще одну версию появления первой в мире демократии, не менее афористичную. «От изобретения второй рукояти на круглом щите родилась пешая фаланга, а от нее греческая демократия».
Действительно греки придумали в центре внутренней стороны щита закрепить кожаный ремень, через который пропускалось предплечье, а собственно рукоятку, за которую держалась кисть, перенести из центра на верх щита. Два крепления вместо одного позволили существенно улучшить баланс щита и утяжелить его броневую часть до 6-8 килограмм. Щит из чисто оборонительного оружия превратился в частично наступательное. Им можно было бить с противника с разворота, используя вес всего тела. Эти удары отдельно тренировались. Устоять после такого удара мог не каждый.
Но такой щит требовал хорошей дисциплины строя, особенно при маневрировании, когда конница противника обходит тебя по флангу и тебе нужно развернуться на правильный угол, полностью сохранив строй. Умная, обученная и мотивированная армия, действущая как единый организм, была нужна при смене уставшей фаланги на свежую, проходящей чуть ли не каждые несколько минут боя, при атаке фаланги стрелами и камнями, выпущенными из пращей, когда фаланга должна поднять щиты и превратить строй в непробиваемую стрелами черепаху.
А прежде всего она была нужна при отражении конной атаки. Когда недрогнувший строй щитов и копий должен был заставить разгоряченных лошадей противника в последнее мгновение испугаться и отказаться от броска на фалангу. Но если можно объяснить демократию морской торговлей, то почему бы не объяснить ее и появлением двойного крепления руки на щите?
Письма на камнях
Сразу после вторжения Ксеркса, еще до Фермопил, афинский флот поплыл на север и попытался остановить сводный персидский флот, который состоял из не только из египетских и финикийских кораблей, но также и из кораблей ионийских греков, которых персы заставили воевать против соотечественников. Афинский флот возглавлял сам Фемистокл. Первое боевое крещение афиняне получили во время битвы при Артемисии, одновременно с битвой спартанцев при Фермопилах. Битва была скорее выиграна, чем проиграна, но после известия о поражении спартанцев флот вынужден был отступить. Тем не менее Фемистокл не сдался. Он, отступая, начал начал вести пропагандистскую кампанию, направленную на ионийских греков. Он заходил во все бухты, где была пресная вода, и оставлял на камнях надписи:
«Ионяне! Вы поступаете несправедливо, идя войной на своих предков и помогая поработить Элладу. Не забывайте никогда, что вы произошли от нас и что первоначально вражда с персидским царем началась из-за того, что вы восстали против него, а мы поддержали вас. Переходите скорей на нашу сторону! Если же это невозможно, то, по крайней мере, хоть сами не сражайтесь против нас. А если не можете сделать ни того, ни другого, то сражайтесь как трусы, когда дело дойдет до битвы.
Фемистокл считал, что даже если отколоть ионийских греков от персов не выйдет, то он, по крайней мере, посеет к ним недоверие со стороны персов. А иметь в морском бою часть флота, которая может в любую минуту переметнуться к врагу или просто выйти из боя — очень опасно. Это прекрасно понимали и Ксеркс, и Фемистокл.
Тяжелые времена
Ионийцы не перешли на строну греков. Времена наступали тяжелые. Персы неумолимо приближались.
Хорошая новость заключалась в том, что у афинян, которые начали обзаводиться военным флотом относительно недавно, были триремы последней модели, разработанной недавно финикийцами, — с третьим рядом весел на открытой верхней палубе. Это в полтора раза увеличивало их скорость и грузоподъемность, в том числе боевую нагрузку. Большинство кораблей у остальных греков, да и у персов, были старого образца, двухпалубные, меньшей скорости и меньшего размера. А еще у афинян был Фемистокл.
Афины в огне
Афиняне выставили 200 боевых трирем. Греки с разных островов прислали еще около 200 трирем. Флот оказался довольно внушительным, но спасти Афины не мог. Флот персов двигался с севера на юг, постоянно высаживая десанты, которые методично уничтожали греческие города и городки. Кстати, не все. Фивы остались в целости и сохранности, так как фиванцы перешли на сторону персов прямо во время битвы при Фермопилах. Дельфы тоже уцелели — персы не грабили религиозные святыни. А все остальные материковые города Средней Греции или капитулировали, или подверглись тотальному террору: сначала разграбление потом поджог.
Социальный маркетинг
Пока персы двигались к Афинам, Фемистокл запросил у оракула в Дельфах, что происходит и что надо делать. Пифия дала очень мрачный ответ из двух стихов.
Первый текст гласил: «Лишь деревянные стены дает Зевес Триптогенее». Второй был еще хуже: «Остров божественный, о Саламин, сыновей своих жен ты погубишь».
Афиняне (разумно) решили, что каменным Афинам конец. Впереди деревянные временные жилища. Но Фемистокл отлично разбирался в социальном маркетинге. Он бодро возразил: «Деревянные стены — это корабли. Они спасут Афины. Нам надо эвакуировать стариков, женщин и детей».
Со вторым предсказанием и без комментариев все было ясно. Но он не сдался. «Сыновья, которые погибнут — это персы. Потому что иначе Саламин был бы назван не божественным, а несчастным». Именно божественность Саламина подразумевала помощь со стороны богов афинянам, а не персам. В общем, как всегда, интерпретация прогнозов существенно значимее самих прогнозов.
Во время экстренной эвакуации Афин в общей неразберихе из храма Афины пропала священная змея. Все пришли в ужас. «Отлично, — сказал Фемистокл, — богиня указывает нам путь к морю».
В 1960 году археологи наши и опубликовали табличку с декретами Фемистокла. Ее содержание во многом совпадает с записями античных классиков. В ней говорится о мобилизации всего мужского населения, об эвакуации женщин, стариков и детей на остров Саламин и в Трезен и о возвращении изгнанных из Афин граждан для общей борьбы.
Когда стало ясно, что Афины спасти не выйдет, — женщин и детей прямо на военных кораблях перевезли в Трезен, город на Пелопонессе, где их приняли очень сердечено, женщинам назначили пособие, детей отправили в школы. Мужчины вернулись на корабли и направили их в аттический залив. Они пришвартовались у северного берега острова Саламин — лицом к Афинам.
Ты уже потерял родину
Руководители флота собрались на военный совет. Почти все капитаны предлагали отплыть к Коринфскому заливу и там с моря помогать спартанцам держать оборону. Но Фемистокл был против. Он подозревал, что если сейчас разрешить флоту уйти, то островные греки не доплывут до Коринфа, а разъедутся по своим островам в надежде заключить сепаратный мир с персами, как уже заключили его фиванцы, фессалийцы и македонцы.
Афиняне были готовы драться, несмотря на численное преимущество сводной персидской флотилии (по оценкам историков, у персов было примерно 800 кораблей против 400 греческих), спартанцы категорически настаивали на отступлении к Коринфскому перешейку и соединении флота с сухопутным войском спартанцев, а остальные греки колебались, но склонялись к мнению спартанцев. Фемистокл понимал, что узкие проливы у Саламина нивелируют численное превосходство флота Ксеркса. Соответственно, он возражал Еврибиаду начальнику спартанского подразделения флота. Но Фемистокла не слушали.
«Ты уже потерял родину, — сказал ему Евриабад, — показав рукой на дымящиеся развалины Афины. Ты хочешь, чтобы настала наша очередь».
«Вот моя родина, — ответил твердо Фемистокл и кивнул головой в сторону 200 новых греческих трирем, стоящих борт к борту, — она здесь, она на плаву, и она жива».
«Фемистокл, на состязаниях бьют того, кто бежит раньше времени!»
«Да, однако и того, кто остается позади, не награждают венком».
Еврибиад поднял палку, чтоб его ударить, а Фемистокл сказал: «Бей, но выслушай».
Ультиматум потенциальных колонистов
Фемистокл ясно и четко объяснил грекам, что если они сейчас уплывут к Коринфскому перешейку, то 200 афинских триер не пойдут с ними. Они возьмут на борт своих жен и детей и уплывут в Южную Италию, где создадут новую колонию, а грекам придется разбираться с персами без них.
Угроза создать новую колонию где-то далеко на западе была ни разу не шуточной. К этому времени греки колонизовали не только Сицилию, не только средиземноморские берега Испании и Франции, но и все побережье южной Италии. В Калабрии и Апулии до сих пор существуют деревни, жители которых говорят по-гречески. Этот деревенский греческий язык — уникальный живой реликт античной греческой колонизации. Кстати, современное антиколониальное движение совершенно упустило из виду этот факт и не требует компенсации от греков за колонизацию всего средиземноморского и черноморского побережий. Не меньше пяти африканских и десяти европейских стран могли бы предъявить если не финансовые, то хотя бы моральные претензии к Греции.
Список потерь
За завтраком в отеле, перед тем, как сесть в машину и отправиться на съемки, я не поленился и с помощью смартфона и салфетки составил список того, чего лишился бы мир, если остальные греки сказали бы афинянам «Ну и плывите в свою Италию», а афиняне бы уплыли. Список выглядел так:
- Саламин 480 г. до н. э.
- Эсхил 45
- Еврипид 0
- Аристофан -35
- Сократ 10
- Платон -53
- Фидий 0-1
- Софокл 16
- Перикл 15
Что в расшифровке означало примерно следующее: во время битвы при Саламин, 480 г. до н. э., Эсхилу было бы примерно 45 лет, но основные трагедии еще не были написаны. Нам бы досталась только первая его трагедия «Семеро против Фив». «Персы» — единственная древнегреческая трагедия, основанная на исторических событиях, а не на мифах — была написана через три года после Саламина.
Софоклу в год битвы было примерно 16 лет. Еврипид родился в год битвы при Саламине, а Аристофан вообще еще не родился, и до его рождения оставалось примерно 34 года.
Сократу было примерно 10 лет. До рождения Платона оставалось примерно 53 года. Фукидиду было примерно 20 лет, и он, конечно, еще даже не думал стать историком. Периклу было примерно 15 лет.
Фидий в 480 году до н. э. либо еще не родился, либо был совсем младенцем. Он бы не украсил Парфенон, который начали строить через 33 года после Саламина.
И это только классические Афины золотого века. Влияние, которое оказал этот город на остальную цивилизацию за последние 2500 лет, я не хочу обсуждать, том более, что я не поклонник альтернативной истории, да и список, разумеется, получился не полным. Я строго посмотрел на салфетку и подумал, не смять ли ее, оставив на тарелке с остатками омлета, но поколебавшись, сфотографировал список на телефон и таким образом сохранил для истории. А салфетку оставил на столе.
Послание царю
Ультиматум Фемистокла произвел впечатление на греков. Двести новых трирем терять было жалко. Греки решили еще подумать. А Фемистокл продолжал заниматься социальным маркетингом. Однако теперь он существенно поднял ставки, переведя маркетинг на государственный уровень. Одно дело оставлять на камнях провокационные письма, а другое — отправить своего раба персидскому царю с дезинформационным посланием.
Раб выучил послание наизусть. Звучало оно в пересказе М. Гаспарова примерно так: «Царь, меня прислал афинянин Фемистокл, желающий тебе победы. Греки враждуют друг с другом и хотят бежать: отрежь им выход, окружи их и разбей». Это донесение в информационной части полностью совпадало с донесениями из других источников. А совет окружить флот, заняв оба выхода из пролива, казался разумным. Царь так и сделал, причем немедленно. Той же ночью. С утра греки поняли, что отступить к коринфскому перешейку не выйдет. Боя не избежать.
Лучший вид на сражение
Ксеркс поставил свой трон на восточном побережье Аттики, напротив Саламина. Я уже снял вид на место боя снизу из какой-то рыбацкой деревушки и решил, что пора посмотреть на сам остров и его окрестности глазами царя. Я поднялся на довольно высокий холм по серпантину и очутился в коттеджном поселке среднего достатка. Я бросил машину на обочине и пошел к краю холма. Сверху весь остров был как на ладони. Красота неземная. Остров плавал по темно-синему глубокому морю и из-за мерцания воздуха немного покачивался. Надо ним раскинулось небо какой-то сказочной глубины и густоты. Сбоку висело невыносимо яркое желто-белое солнце. Береговая линия Саламина неторопливо извивалась как ленивая коричневая змея. Сам остров светился сочной зеленью, из которой иногда проступали скальные бурые породы.
Я сделал все, что надо делать с камерой, но загрустил оттого, что передать эту божественную красоту просто невозможно. Потом я вспомнил, что приехал снимать поле (в данном случае — море) битвы, а не красоту, и задумался, оценил ли Ксеркс пейзаж, поднявшись на холм перед битвой, или сразу принялся управлять боем.
Идеальная схватка
Две персидские флотилии по обе стороны пролива, отделяющего Саламин от аттического берега, построились в несколько линий и с обеих сторон вплывали в семикилометровый, но довольно узкий пролив. Каждая персидская линия держалась на небольшом расстоянии от другой — только бы хватило ширины для размаха весла. Линии были огромной длины; когда первые корабли достигали центра, пролива, последние еще были вдалеке от входа в пролив. Это была ошибка Ксеркса. В такое тесноте маневременность кораблей резко падала. А нет маневра — нет преимущества в численности.
В теории идеальная схватка кораблей выглядела так: корабли противников сближались, постоянно маневрируя, стараясь не подставить борт под удар. Первой задачей корабля было сманеврировать так, чтобы расположить свой тяжелый бронзовый нос напротив весельного ряда корабля соперника и провести свой корабль параллельно кораблю противника так, чтобы срезать носом максимальное количество весел со стороны прохода, при этом сохранив свои весла в целости. Корабль потерявший значительное количество весел, резко терял маневренность и скорость. Теперь можно было переходить ко второй задаче — бить его в борт своим тяжелым острым носом.
Для этого следовало быстро развернуться носом к борту уже малоподвижного противника, резко разогнаться и протаранить корабль противника носом в борт, чтобы пробить в нем крупную дыру. Но вся эта тактика хорошо работала на широкой воде. А в узком проливе появлялись нюансы.
Греческая атака
Фемистокл расположил греческие корабли так, что можно было приступать ко второй задаче, не решая первую. Первую задачу — обездвижить корабли — помогли решить сами персы своим ужасным плотным вытянутым в длину построением. Незадолго до того, как передние корабли персов приблизились с обеих сторон к середине пролива и готовы были сомкнуть строй, со стороны греков зазвучали трубы, и по этой команде тысячи весел резким ударом вспенили воды. Трирема на полной скорости, при слаженной работе 170 гребцов, доплывала от берега до середины пролива меньше чем за полминуты. Главное корабельное оружие — окованные бронзой тяжелые носы греческих кораблей строго по науке были направлены прямо в борта кораблей царя, вытянувшихся в теперь уже совсем бессмысленные длинные линии.
Начались массовые тараны. У персов не было ни времени, ни пространства для того, чтобы успеть развернуть свои корабли носом к греческим или хотя бы уклониться от бокового тарана. Они получали мощнейший удар в борт, который создавал пробоину размером со слона. Корабль даже если не раскалывался от удара, то немедленно начинал напололняться водой, крениться на пробитую сторону и тонуть. Таран бронзовым носом в деревянный борт, да еще и на высокой скорости, оказывался в большинстве случаев смертельным.
Бой крупным планом
Пока одни корабли персов тонули, на свободное место к ним в пролив подходили новые и новые корабли. Но разворачиваться и маневрировать новым кораблям приходилось уже совершенно не на чистой воде. Какие-то корабли цеплялись крючьями и брались на абордаж, отдельно затрудняя маневры в центре пролива. В воде плавали обломки кораблей, мачт, полотна парусов и обрывки канатов, пятна крови, отрубленные руки, ноги и головы. И, конечно, живые люди. Плавали, барахтались, цеплялись за снасти, кричали от ужаса, умоляли их спасти.
Тысячи криков тонущих моряков пугали подплывающие экипажи персов и лишали их уверенности. Но звуковое сопровождение боя не ограничивалось яростными криками и командами сражающихся смешанными с отчаянными криками и мольбами раненых и тонущих. Треск ломающихся весел, лязг оружия — звонкие удары меча о меч, глухие удары меча о щит и время от времени низкочастотные мощные удары бронзового тарана о борт — вот примерная звуковая картина боя.
Отступление из хаоса
Финикийские моряки были не хуже греческих. Но их знания и опыт в отсутствии возможности маневра оказались бессмысленными. Некоторые персидские корабли сталкивались, сцеплялись веслами и топили друг друга. А по краям пролива у берега греки деловито разворачивались, набирали скорость и принимались атаковать борта следующей серии кораблей. Потом следующей. Ксеркс убедился, что его флот обречен, и дал команду отступать, чтобы сохранить хотя бы его половину. Выжившие персидские корабли собрались в афинской гавани, в Пирее.
Греки пока не верили в собственную победу. Уцелевший флот персов по-прежнему внушал страх. Но величие и элегантность дезинформационного подхода Фемистокла заключалась в том, что обман не был раскрыт. Фемистокл продолжил свое общение с царем. Он опять послал к нему раба. «Царь, Фемистокл желает тебе добра. Ты правильно блокировал входы в пролив, но ты зря вошел в него. Следовало дождаться, пока греки попробуют выйти и атаковать их в открытом море. Ты бы точно победил, имея такое преимущество в кораблях. Теперь греки собираются плыть к Геллеспонту, чтобы разрушить мост и отрезать твое войско. Опереди их».
Ксеркс подумал, что Фемистокл опять прав, и приказал немедленно плыть обратно. В очередной раз победило его искусство интепретации. И вот тут, когда персы начали сниматься с якоря и двигаться на север, в стане греков началось настоящее ликование. Второй обман Фемистокла сработал не хуже первого.
Слава Фемистокла
Теперь Фемистокл стал самым знаменитым человеком в Греции. Даже ревнивые спартанцы признали его героем. Он немного походил на них — не получил утонченного греческого образования, но неучености своей не стыдился. Его попрекали: «Ты не умеешь управляться с лирой». Он отвечал: «Зато умею с государством».
Когда он зрителем пришел на Олимпийские игры, ему рукоплескали громче, чем бегунам и колесничникам. Один завистник с маленького острова Сериф сказал ему: «Ты обязан этой славой не себе, а своему городу!» — «Ты прав, — ответил Фемистокл, — ни я бы не прославился на Серифе, ни ты в Афинах».
До Фемистокла Афины были в Греции государством известным, но второстепенным и провинциальным. Фемистокл сделал город, выжженный дотла, самым сильным в стране.
Интриги конкурентов
Но Спарте это очень не нравилось. Все последние годы годы главной в Греции благодаря своей армии была она. У спартанцев вспыхнула ревность. Фемистокл начал осторожно вести переговоры о мире с Персией, причем вел их как равный с равным. Также осторожно он поддерживал отношения со Спартой, стараясь не доводить дело до войны.
Но в каждом городе у Спарты было мощное лобби — аристократия. Афины были не исключением. Фемистокла начали слегка подтравливать. Афиняне говорили: «Как ему не надоест напоминать о своих заслугах!» Он отвечал: «А как вам не надоест получать от меня услуги?»
Поэт Симонид, тот самый, который написал эпитафию спартанцам и ради которого Фемистокл отказался нарушить закон, предложил научить его искусству памяти — он помнил все свои стихи наизусть. «Как ты знаешь, я помню всех афинян по имени. Научи меня лучше искусству забывать», – горько сказал Фемистокл.
Остракизм
Для того, чтобы устранить неугодного человека, занимающего высокий пост или пользующегося всенародной славой, у афинян уже был надежный опробованный метод: остракизм. Изначально остракизм появился как средство против потенциальной, еще не наступившей тирании. Если некий политический или интеллектуальный лидер еще не сделал ничего плохого, в чем его мог бы обвинить суд, но уже вызывал опасение у общества, то на всякий случай, чтоб не доводить дело до крайности, его высылали из Афин на 10 лет. Процедура принятия такого решения была публичной, демократичной, массовой и проводилась регулярно. Раз в году афинские власти обращались к собранию, не опасается ли оно кого-то. Всем членам собрания раздавали черепки (по-гречески черепок будет ὄστρακον), после чего каждый царапал на глиняном черепке имя того, кто казался ему опасен для свободы.
Черепки, то есть кусочки разбитой глиняной посуды, в древнем мире не выбрасывались. После смерти кувшина, тарелки, амфоры или вазы черепки приобретали вторую жизнь — они использовались как листки для заметок в 20 веке или как желтый блокнотик в смартфоне в 21-м — на их внутренней части выцарапывали короткие записки, памятки, иногда даже расписки. Сохраняются они в земле отлично, поэтому археологи их очень любят — они сообщают о самых неожиданных подробностях быта, и в Греции они находятся при археологических работах в любом городе.
Для того, чтобы изгнать опасного человека, нужно было собрать 6000 голосов, то есть черепков. Разумеется, быстро появились техники манипуляции собравшейся толпой. А если они не помогали добиться необходимого результата, то в ход шла другая избирательная технология, известная сегодня даже детям. Археологи при раскопках нашли на афинской площади целую груду черепков с именем Фемистокла, сделанные, судя по почерку всего несколькими людьми, — скорее всего, они были заготовлены заранее и представляли собой фальшивые бюллетени для голосования. Они вбрасывались после завершения прямого тайного письменного голосования, но до подсчета его результатов.
Остракизм был по сути внесудебной популистской гражданской казнью. Получивший больше всего голосов уходил в изгнание на десять лет. Он не считался преступником, такое изгнание было даже почетным: изгнан – значит, влиятелен. Но жить он должен был на чужбине. Культура отмены наших дней. Чистой воды кэнселинг. Через остракизм союзники спартанцев, враги Фемистокла из аристократической фракции, изгнали его из Афин.
Очередная неблагодарность
Фемистокл уехал в Аргос. Но одной десятилетней ссылкой дело не ограничилось. Через какое-то время спартанцы обвинили его в том, что общается с персидским царем, следовательно, он — изменник. Фемистокл, действительно, общался с царем. Он вел тайные мирные переговоры. И не сепаратные официальные переговоры от лица Афин, а от своего лица и для всей Греции. Афиняне не оценили миролюбие полководца, спасшего город. Они поддержали обвинение; хуже того, они приговорили его к смерти. Фемистокл бежал в Эпир, оттуда на Корфу, оттуда в Сицилию, в Сиракузы. Преследование продолжалось. Афиняне требовали его выдачи. Тогда в отчаянии Фемистокл написал новому персидскому царю Артаксерксу, сыну Ксеркса: «Когда твой отец был силен, а мы были слабы, я боролся против него. Когда он ослаб, а мы стали сильны, я помог ему. Прими меня». Артаксеркс ответил ему: «Приходи». Персы были в изумлении от неблагодарности греков. Они приняли своего бывшего главного врага с полным почетом. Фемистокл провел остаток своих дней так же, как начинал свою карьеру Мильтиад, — управляя несколькими греческими городами в Малой Азии, в Ионии.
Афиняне ошиблись. Фемистокл не изменял Афинам и не планировал это делать. Но они ошиблись не в первый раз, и не в последний. Афиняне изгнали Анаксагора, Алквивиада, Ксантиппа (отца Перикла), Аристида и еще много достойных людей. Они посадили по ложному обвинению спасшего Афины Мильтиада. Про Сократа я вообще ничего не хочу писать. Но интересно, что еще раз греки ошиблись относительно недавно, планируя юбилей Саламина.
Ошибка в летоисчлении
Битва при Саламине, произошла в 480 г. до н. э. Уже в наше время греки решили отпраздновать ее 2400-летие. Как раз кончилась Первая мировая война, почему-то все решили, что она была последней, и все ужасы позади. Греки подсчитали, что юбилей приходится на 1920 год. Просто вычли 480 из 2400 и отпраздновали его. И ошиблись ровно на один год, потому что нулевого года не существовало. За первым годом до нашей эры наступил сразу первый год нашей эры. К сожалению, это ошибка регулярно совершается при подсчете лет, где участвует рубеж двух эр. Подавляющее большинство людей, включая меня, праздновало наступление 21 века в ночь на 1 января 2000 года. И опять ошиблось. 21 век начался в ночь с 31 декабря 2000 года на 1 января 2001 года. С тем, что Мировые войны 20 века станут последними войнами в Европе все, кстати, тоже ошиблись. Ну, бывает.
