Битва при Марафоне. Greeks VS Persians

Писатель и арт-фотограф Арсен Ревазов переносит нас в 12 сентября 490 года до нашей эры

Место марафонской битвы, инфракрасное фото Арсена Ревазова

Место марафонской битвы, инфракрасное фото Арсена Ревазова

«Сегодня» запускает новый проект — мы начинаем публиковать главы из будущего романа Арсена Ревазова «Красная комната войны». 

Роман начался с комплексного художественного исследования Ревазова, где он снимал поля величайших мировых сражений. Инфракрасные фото легли в основу книги Unseen Battlefields. Parte I и выставочных проектов по всему миру. 

Инфракрасная фотография полей битв становится инструментом не только визуального осмысления, но и рефлексии о памяти, истории и культурной травме.

Невидимые поля сражений Арсена Ревазова: интервью о новом проекте и природе войн

О романе. Синопсис 

Фотограф Иосиф. Давно смирился со своим диагнозом: периодические приступы ретрокогнитивной диссоциации — расстройства, при котором в сознание неожиданно врывается беззвучный стробоскоп обрывков чужих воспоминаний из чужого времени. 

С ним связывается малоизвестный европейский Фонд со странным, но щедрым заказом: он должен снять на инфракрасную камеру нынешнее состояние главных полей мировых сражений, причем для каждой серии фотографий этих мест должно быть написанное в свободном стиле эссе об данной битве. 

Фонд объясняет свой заказ актуальностью темы войны в современном искусстве. Иосиф сначала отказывается. Для человека с его диагнозом, места массовой гибели — это эпицентр невыносимого сенсорного шторма. Сломившись под давлением гонорара, он соглашается, не подозревая, что Фонд интересует не его художественный стиль, а то, чтó он бессознательно зафиксирует в своих текстах — те самые «аномалии», которые он всю жизнь учился считать лишь симптомами своего расстройства. И что из этих, казалось бы, бессвязных аномалий его новые работодатели методично собирают нечто цельное и, возможно, зловещее.


Фотографии и эссе о новой битве мы будем публиковать каждую среду. 

Первый текст — о битве при Марафоне. 


Не утонуть в источниках

Риск утонуть в информационном океане — главная угроза для человека, решившего изучить историю греко-персидских войн. Причем смерть будет небыстрой и довольно болезненной, потому что об этих войнах написано бесконечно много беззастенчиво слабых текстов. Только на поиски исключений из правила у меня ушло несколько дней. В исключения попали из классики Геродот c Фукидидом (и, с массой оговорок, Плутарх), а из современных авторов — Питер Грин, Джордж Корт, Том Холланд и Михаил Гаспаров (строго говоря не историк, но определенно мой любимый эксперт по античности). На еще нескольких достойных авторов у меня банально не хватило времени. Десятки неизвестных мне фильмов об этих войнах я смотреть не стал, ограничившись трейлерами, ну а те, что смотрел до этого, тоже решил не пересматривать. В самолете до Афин я угнездился в кресле и по привычке открыл iBooks, но тут же почувствовал, что мне плохо не от мыслей о сотнях тысяч погибших и не от первых признаков появления турбулентности. Строго говоря, еще до запуска двигателей. Меня мутило от необходимости в очередной раз читать бездарный пересказ хорошо известных мне событий. Тогда я решил, что все. Я больше не читатель, а писатель. Закрыл iBooks и открыл Ulysses. Не Джойса, а софт для того, чтобы писать длинные тексты.

Козы и пчелы учат храмовой архитектуре

Как-то в горах средней Греции в горах пастухи нашли расщелину, где их козы сходили с ума. Они начинали бешенно скакать, кружиться на месте и блеять какую-то несусветную чушь . Пастухи заметили что из расщелины клубится легкий дымок, и если вдохнуть его полными легкими, то и с их мозгами происходит нечто козлиное. Они пошли к жрецам (больше со сложными вопросами до появления греческих философов идти было не к кому). Жрецы сказали: все ясно. На этом месте бог Аполлон убил дракона Пифона. Надо здесь построить храм, над расщелиной посадить жрицу, которая будет прорицать будущее. За это брать со всех заинтересованных деньги и подарки.

Создание эскиза первого храма поручили священным пчелам Аполлона. Они создали в своем улье восковую модель храма, обнесенного колоннами; по ней сначала выстроили деревянный храм, потом медный, потом каменный. Так по эскизу священных пчел появился первый в Греции храм — храм Аполлона в Дельфах. Некоторое сходство с древнеегипетскими храмами, построенными на 1000–1500 лет раньше (осевая симметрия, коллонады, статуи) следует считать случайным.

Вклад пчел в мировую архитектуру переоценить невозможно. Все остальные греческие и римские храмы, включая Парфенон, были построены по образу и подобию Храма в Дельфах. А дальше появился классицизм, неоклассцизм — Британский музей, здание парламента Австрии — пчелы продолжают свое великое дело.

В храме Аполлона в Дельфах сидела жрица, называемая в честь Пифона Пифией. Она дышала испарениями расщелины, давала исчерпывающие и абсолютно верные ответы про то, что произойдет в будущем. Не всегда, правда, эти ответы понимались корректно.

Задолго до Ролана Барта и объявленной им «смерти автора» греческие жрецы понимали, что текст — это поле для свободной игры интерпретаций читателя.

Именно из-за неправильной интерпретации гарантированно правильного ответа Пифии и начались греко-персидские войны.

Колонизация

Греки колонизировани Ионию, то есть узкую полоску западного берега нынешней Турции давно, в 11 веке до н. э., то есть через 100–150 лет после Троянской войны. Они построили вдоль берега Эгейского моря цепь городов, от Фокеи до Милета, которые образовали конфедерацию — Ионийский союз. Союз поддерживал с материковой и островной Грецией тесную связь — и торговую, и культурную. Управлялись города также по-гречески — народным собранием. С запада греков иногда беспокоили с целью грабежа полудикие племена, поэтому в 6 веке до н. э. ионийская конфедерация мирно вошла в состав Лидии — так было безопаснее. Лидийцы быстро эллинизировались. В 5 веке до н. э. Лидией правил царь Крез — самый богатый человек на Земле, а с его собственной точки зрения — еще и самый счастливый. Впрочем один из основателей афинской государственности, Солон, когда посещал Креза, объяснил ему, что судьба переменчива и том, счастливо человек провел свою жизнь или так себе, следует судить только после его смерти. Крез немного расстроился, но решил, что Солон ему завидует и выкинул дурные мысли из головы.

С восточной стороны через реку Галис (это примерно середина Турции сегодня) Лидия граничила с Персией, незадолго до этого ставшей мировой державой.

Кастинг оракулов

Крез от избытка счастья задумал воевать с молодой Персией, но перед войной решил спросить у оракула совета — да или нет. Вопрос уперся в выбор предсказателей будущего — их развелось в то время довольно много: дело было прибыльное и востребованное. Крез отправил посланцев ко всем известным прорицательским институтам — и в Египет к Аммону, и в Дельфы к Пифии, и в пещеру Трофония, в ту самую, из которой кто возвращается, тот больше никогда не смеется, и в другие серьезные места. Всем посланцам сказали отсчитать сто дней с момента отъезда и в этот день задать разным оракулам один и тот же вопрос: «Чем конкретно сегодня занят царь Крез?» Все оракулы кроме дельфийского ответили на этот вопрос по привычке туманно. Пифия же продиктовала следующий текст:

Чую вкус черепахи, что варится вместе с ягненком —

Медь вверху, и медь внизу, а они посредине.

Посланцы ничего не поняли, но ответ записали. Крез удивился, так как на сотый день он, действительно, варил в медном котле мясо черепахи вместе с мясом ягненка. Предсказать, что царь будет работать поваром, да еще и готовить такое, мягко говоря, странное блюдо, с его точки зрения никто не мог.

Крез завалил Дельфы деньгами и подарками после чего задал главный вопрос: переходить ли ему через Галис, чтобы воевать с Персией? Оракул ответил:

«Крез, перейдя через Галис, разрушит великое царство».

Место марафонской битвы, инфракрасное фото Арсена Ревазова

Разумно, но неправильно

Крез решил, что великое царство — это Персия. Это была разумная интепретация. Персия тогда занимала территорию современных Ирана, Ирака, восточную половину Турции, Сирии, Иордании, Ливана и Израиля. Лидия (западная половина Турции сегодня) была с его точки зрения существенно меньше и скромнее, поэтому он, вдохновишись оракулом, бодро пошел на Персию войной. Но с точки зрения дельфийского оракула Лидия тоже была великим царством, поэтому с интерпретацией Крез ошибся, а войну проиграл. Кир Ахеминид, царь персов, захватил столицу Лидии Сарды, а Креза, как агрессора, приказал сжечь. Когда костер подожгли, бывший самый богатый и счастливый человек на земле вспомнил о Солоне и прокричал что-то уважительное про Солона. Кир остановил казнь, выяснил в чем дело, расстрогался такому исходу философского спора, простил Креза, и с тех пор Крез стал его лучшим другом и главным советником. В том числе в отношении набиравшей силу греческой цивилизации, потому что победив Лидию, Персия получила как ее правоопреемник и греческие ионийские города.

Непонятные варвары в штанах

Но не тут-то было. Города совершенно не были согласны оказаться под властью персов. Одно дело оборонительная ассоциация с цивилизованными эллинизированными лидийцами во главе с образованным интеллигентным царем, другое дело — какие-то непонятные варвары с востока в штанах. Штаны, необходимые для длительной конной езды, особенно возмущали греков. Греки восстали, но персов было в сотни раз больше и они умели воевать, а не торговать. Они быстро по одному захватили все прибрежные ионийские города, приведя их к покорности. Крез объснил Киру, что с греческой демократией и народным собранием власть персов будет постоянно оспариваться, поэтому они отменили демократию и назначили управлять городами тиранов. То есть неизбираемых диктаторов. В каждом городе своего.

Начало войны

Через некоторое время Кир разрешил евреям, угнанным в плен вавилонянами, вернуться на родину, отправился завоевывать скифов и погиб где-то в прикаспийских степях. Его сын Камбиз захватил Египет и присоединил его к персидскому царству, но в процессе допустил святотатство по отношению к богу Апису и умер от легкой царапины, приведшей к гангрене и сепсису. Царем Персии после некоторой неразберихи стал Дарий, который сначала захватил территорию нынешнего Афганистана, Пакистана и часть Индии, а потом понял, что завоевывать кроме скифов и материковой Греции больше некого. Персия превратилась в сверхдержаву.

Дарий начал со скифов, но пошел в Скифию не как Кир через Каспийские степи, а через Европу. Ионийские греки, опытные не только в торговом мореплавании, но и в инженерном деле, которые к тому времени подчинялись персам уже лет пятьдесят как, построили ему мост через Дунай.

Со скифами у персов опять не получилось. Кочевники уходили в степи и уклонялись от сражения. У войска Дария закончилось продовольствие, а в безлюдной местности поживиться ему было нечем. Из за дефицита воды начались эпидемии. Войско таяло без единого боя. Дарий обломался и двинулся обратно к мосту.

Мост

Увидев отступающих персов, скифы отрядили конное посольство и погнали коней к Дунаю, прямо к греческому мосту. Доскакав, они сказали грекам:

«Ломайте мост, возвращайтесь по домам и благодарите богов и скифов за вашу свободу: если царь ваш и уцелеет, он долго еще ни на кого не пойдет войной!»

Греки собрались на совет. Геллеспонтский тиран Мильтиад, афинянин по происхождению, сказал: «Сделаем, как сказали скифы. Персидская власть падет, наши города освободятся». Но милетский тиран Гистий, главный союзник персов между греками, возразил: «Допустим, царская власть падет, но ведь свободные города не захотят, чтобы ими управляли тираны. Наша власть зависит от персов. Давайте ждать царя».

Мильтиад не стал настаивать на открытом сопротивлении, и греки придумали интересный компромис. Они решили часть моста со скифской стороны разрушить, а часть — оставить. И подождать. Если царь вернется с сильным войском и персы спросят, почему мост разрушен со скифской стороны, то объяснить: «Чтобы скифы его не подожгли». Если царь вернется с заметно ослабевшим войском, то греки разрушат мост и подождут, пока скифы добьют остатки персов. В любом случае, у них будет время подумать и принять правильное решение.

Непросчитанный вариант

Но к планам А и В, как это обыкновенно случается, добавился непросчитанный вариант С. Царское войско подошло к Дунаю ночью. Определить его силу и размер оказалось невозможным.

Персы начали искать мост. Моста не было. Факелы не помогали. Персы заходили в воду. Искали наощупь. Никакого моста. Началась паника. Скифские основные силы двигались быстро и были уже где-то рядом. В свите Дария был египтянин, умевший кричать оглушающим криком. Позвали его.

Он заорал: «Гистий! Гистий!» Это невероятно, но его услыхали. Гистий решил не рисковать. Лодка с ним поплыла навстречу царю, прямо ночью при свете факелов мастера стали достраивать мост, и остатки войска переправились через Дунай. Скифcкие послы посмотрели на это с окрестных холмов и сказали: «Если греки — свободные люди, то нет людей их трусливее; если греки — рабы, то нет рабов их преданнее».

Начало философии

Нельзя сказать, что ионийским грекам откровенно плохо жилось при персидской власти. Налоги у персов были небольшие. В муниципальное управление и тем более в управление религией они не вмешивались вообще, все назначаемые персами тираны были греками. А благодаря тому, что Иония находилась на стыке западного и восточного мира, в ней пульсировала очень интересная и напряженная культурная жизнь — рождалась европейская философия.

Фалес Милетский, естественно, из Милета. Анаксимандр — также из Милета. И Анаксимен из Милета. Из Ионии и Анаксагор, он родился в Клазоменах. Гераклит родился в Эфесе, который находится в Ионии до сих пор, с поправкой на то, что это сейчас Турция.

Мне с детства эти философы казались любознательными и ужасно наивными интеллектуалами, нуждающимися в снисхождении: ну что вы хотите — первые неуверенные шаги западной науки. Фалес — «все из воды», Гераклит — «в одну реку нельзя войти дважды», Анаксимен — «все из воздуха», Анаксагор — «ничто не возникает из небытия», Анаксимандр — «все из апейрона». Оказалось, что снисхождения заслуживает эта наивная примитивизация их концепций. Все концепции первых греческих филосовов мне сегодня показались целостными, тщательно продуманными и в разумной степени непротиворечивыми. По композиции, по структуре, по решениям, по подходам их тексты напоминают «Дао дэ цзин» или «Чжуан-цзы». А еще у каждого из философов ионийской школы я нашел несколько блестящих афоризмов.

Ионийская школа

«Спуск в ад отовсюду одинаков» — Анаксагор

«Для какой цели я должен беспокоить себя, выискивая тайны звезд, имея смерть или рабство перед глазами?» — Анаксимен

«Существует бесконечное множество миров и вселенных, но все они тленны» — Анаксимандр

«Чем отличается жизнь от смерти? — Ничем. Почему же тогда ты не умираешь? — Потому, что нет никакой разницы» — Фалес

«Характер определяет судьбу, а тайная гармония лучше явной» — Гераклит

Чтобы не путать имена начинающихся с ἈΝAΞ (Анакс — повелитель), я их перевел:

Анаксимандр — повелитель людей

Анаксагор — повелитель собрания
Анаксимен — повелитель сильных

Перевел и перешел от философии к политике.

Мысли о свободе

Одно дело — напряженная философская жизнь, а совсем другое — пьянящее чувство возможной будущей свободы. Неуспешный поход персов произвел впечатление на греков. Они увидели уставшее, обессиленное персидское войско, и им стало стыдно за проявленное у моста малодушие. Даже Гистий согласился с тем, что персов можно и нужно бить. А как удержать власть, следует разобраться потом. После победы. Персы ни о чем не догадывались. Дарий в благодарность за помощь в удержании моста взял Гистия к себе во дворец, в Сузы. Гистий передал власть своему брату Аристагору и поехал на разведку.

Через какое-то время Гистий прислал в Милет к своему брату раба. Писем при нем не было; их бы отобрали по дороге. Раб, заросший волосами, склонился перед Аристагором и сказал: «Обрей меня». И на голой коже его черепа Аристагор увидел татуировку в одно слово: ΕΞΑΝΑΣΤΑ — «Восставай». Судя по всему, оказавшись внутри персидской империи, Гистий решил, что она ослабла.

Восстание

Аристагор восстал. Город за городом присоединялся к Милету. Но без помощи материковой Греции шансов на победу не было. Аристагор поехал в Спарту и Афины с предожением если не захватить Персидскую империю, то хотя бы основательно ее пограбить. В Спарте его спросили: «Далеко ли от Ионии до Суз?» (ныне иранский город Шуш в провинции Хузистан). Аристагор ответил: «Три месяца пути». – «Больше ни слова, – сказали ему. – Ты, видно, сошел с ума, если хочешь, чтобы спартанцы удалились от моря и от Греции на три месяца пути».

Аристагор опередил свое время. Через 90 лет десятитысячный отряд спартанцев сможет пройти от Вавилона до Трапезунда, и Ксенофонт, участник похода напишет один из лучших греческих текстов, полностью дошедший до нас, — «Анабазис». А еще через 60 лет Александр Македонский полностью реализует предожение Аристагора. Но пока Аристагор вернулся, ведя за собой только двадцать кораблей из Афин и пять — из крошечного города Эретрии. Спартанцы не дали ничего.

Дарий сердится

Царю Дарию донесли, что против него восстали ионяне, а помогают им афиняне. Дарий был в бешенстве и поклялся отомстить. Дело в том, что персы рассматривали афинян как своих подданных, хотя афиняне считали это недоразумением. Дело было так:

лет за 15 до похода персов на скифов афиняне очередной раз воевали со спартанцами. Эта война осложнилась тяжелыми внутренними разборками с собственными тиранами Писистратом и его сыном Гиппием. Афиняне не постеснялись привлечь к разборкам персов. Они отправили в Сузы послов договариваться с братом Дария Артаферном об оборонительном союзе против спартанцев. Персы согласились помочь, но потребовали от афинян «земли и воды», то есть символа покорности и формального признания власти персидского царя над собой. Послы согласились. Когда они вернулись, их ожидало много новостей. Писистрат умер. Афиняне изгнали Гиппия (он укрылся в Персии), восстановили демократию и даже помирились со спартанцами. Послов обвинили в превышении полномочий и договор с персами денонсировали. Но персы считали, что договор в одностороннем порядке денонсировать нельзя и стали считать афинян своими подданными, подобно ионийским грекам, хотя дани никакой не требовали. 15 лет все было тихо, и история начала потихоньку забываться. Но когда ионийцы восстали, а афиняне предложили им военную помощь, персы возмутились.

За предательство Дарий решил мстить. Чтобы не терять концентрацию, он велел своему рабу на каждом пиру время от времени подходить к нему и произносить: «Царь, помни об афинянах!»

Начало мести

Сначала Дарий прошелся по побережью Ионии. Восстание было разгромлено, Аристагор погиб, Милет пал. Всех жителей свободных ионийских городов, которые не успели убежать в Грецию, персы захватили и продали в рабство. Следующим узнать, что такое царская кара за предательство, предстояло афинянам.

Первую весть о том, что персы будут мстить афинянам по-настоящему, сообщил им Мильтиад, сам афинянин по происхождению, тиран Херсонеса Геллеспонтского, — тот самый, который советовал грекам разрушить дунайский мост. Ему едва удалось спастись от персидского войска — он приплыл в Афины на последнем корабле.

Его подвергли суду за то, что он, афинянин, временно исполнял обязанности тирана. Он избежав одной смерти, опять рисковал жизнью. Однако поскольку времена грозили тяжелой войной, афинский суд его оправдал, тем более, что о его отношении к персидскому владычеству было хорошо известно.

Мардоний и триста кораблей

Вторая весть пришла год спустя. Завоевывать Грецию был послан полководец Мардоний, зять Дария. Мардоний покорил Фракию и Македонию, примыкавшие к Греции с севера. После этого он направил посольства во все греческие материковые полисы и потребовал «земли и воды». Почти все греки включая Фивы, Фессалию, Фокиду, Локриду и Аргос, признали власть персов. Все, кроме Спарты и Афин. В Афинах послы были преданы суду и казнены. В Спарте их сбросили в колодец, предложив взять оттуда земли и воды самостоятельно. Этот акт был грубым нарушением дипломатических норм того времени. Персы восприняли казнь послов как очень серьезное оскорбление.

Тучи над Афинами сгустились. Мардоний решил, что вести войско сушей через Фракию и Македонию по горам долго и утомительно. Поэтому он пересел на корабли. Триста финикийских кораблей, на каждом не менее двух сотен воинов, поплыли к Афинам. Греков спасла морская буря. Когда корабли проходили горный мыс Афон, мощный северо-восточный ветер разметал корабли и разбил их о скалы в щепки. Почти все триста кораблей утонули, воины на них погибли. Мардоний вернулся домой с жалкими остатками флота.

Новая тактика и старый Гиппий

Персы поняли свою ошибку. Они решили, что на Афины надо наступать не мощным единым корабельным броском с севера, а медленно и аккуратно востока, и не торопясь переплывать Эгейское море от острова к острову, как делают сегодня туристы на арендованных яхтах. Третья весть грекам о новом персидском походе пришла еще два года спустя.

Персидский, точнее финикийский флот возглавил тот самый Артаферн, брат Дария, который так неудачно принимал Афины под персидскую власть. Артаферн взял с собой на корабль постаревшего Гиппия. Гиппий радовался, что пришел час его возвращения в Афины.

Именно он указал персам для высадки полукруглую равнину близ городка Марафона: отсюда он сам юношей шел захватывать Афины вместе со своим отцом Писистратом. Персидские воины стали соскакивать с кораблей на песок. Гиппий кое-как спрыгнул вместе с ними. Он был довольно дряхлым, зубы его шатались, от прыжка один зуб выпал и зарылся в песок. Гиппий стал копаться в песке — зуба не было. «Плохо дело! – сказал он. – Мне было предсказание, что кости мои будут лежать в аттической земле; боюсь, что оно уже исполнилось».

Противостояние

Афинское войско подошло к Марафону сразу после высадки персов и не успело ей помешать. Оно встало напротив персидского лагеря, перекрыв дорогу в Афины. Вокруг дороги были холмы и болота, так что обойти афинян было невозможно. Обе армии выжидали. У персов было мощное численное превосходство, но они не торопились им воспользоваться. Они надеялись, что в Афинах восстанут приверженцы Гиппия. Их было довольно много — демократия (они, естественно, называли ее охлократией) далеко не всем была по душе.

Афиняне тем более не торопились, они надеялись, что подойдут спартанцы гораздо более приспособленные к войне, чем афиняне. Злые языки, правда утверждали, что, с одной стороны, спартанцам было неудобно отказывать афинянам, а с другой — совершенно не хотелось гибнуть за чужую территорию. Спартанцы нашли выход: сказали, что у них праздничное новолуние, и пообещали выступить через пять дней.

Афинское войско управлялось также демократично, как и сам город. Во главе афинского войска было одиннадцать человек с равными полномочиями: десять стратегов, выбранных голосованием, и один архонт, выбранный жребием. У него были скорее административные, чем военные полномочия. Одним из десяти стратегов был недавно оправданный судом Мильтиад. Мильтиад настаивал: «Надо принимать бой, пока в Афинах не вспыхнул мятеж». Ему возражали: «Надо оттянуть бой, пока подойдут спартанцы». Голоса разделились: пять против пяти. Мильтиад обратился к архонту: «Тебе решать: быть ли нашему городу под Гиппием и персами?» Архонт не выдержал вопроса в упор, он сказал: «Битве – быть. Но командовать ей будешь ты». Тогда остальные вожди сложили с себя командование, то есть по сути умыли руки и возложили его на Мильтиада. Как сказал в свое время мудрый Абба Эвен: «Политики принимают правильное решение, только когда у них не остается никакого другого выхода». В армии появилось единоначалие.

Неожиданный открытый бой

Персы, вообще говоря, не ожидали, что афиняне выступят против них в открытом бою. Численное превосходство у них было примерно десятикратным, если не больше. У персов была конница, которой не было у афинян. У них были лучники и пращники. У них были инженеры, специалисты по осадным машинам. Персы были уверены, что греки постоят себе немного, а потом вернутся за городские стены. Персы готовились к длительной осаде Афин после блокирования города с моря и суши. На третий день противостояния после проведения разведки персы убедились, что обойти греков с флангов не получится, других дорог к Афинам нет и пробиваться с боем по узкой дороге 42 километра между холмов и болот, где преимущество скоростной кавалерии будет сведено к минимуму, — не самая лучшая идея. Они поняли, что Гиппий ошибся, посоветовав им путь своей юности.

Персы поменяли план войны. Они стали грузиться обратно на корабли с целью подплыть непосредственно к Афинам и там провести вылазку, а может быть и штурм, если у них получится опередить греков, и войско Мильтиала не успеет вернуться к городу. Погрузка начиналась с конницы, ее грузить было дольше и тяжелее.

Мильтиад быстро понял, в чем дело, и приказал воинам срочно облачаться в доспехи. Когда персидская конница уже погрузилась на корабли, Мильтиад скомандовал грекам идти в атаку. Причем идти в атаку, несмотря на тяжелую броню, максимально быстрым шагом. Последние 200 метров, оставшиеся до персов, греки бежали, чтобы быстрее выйти из обстрела начинающих приходить в себя лучников.

У персов не было вариантов. Они вынуждены были принять сражение без конницы и без должного построения в линии остального войска.

Персов и без конницы было гораздо больше, но афиняне умели биться в строю, а пешие воины персов, не построившись, воевали каждый за себя поодиночке. Лучники и пращники в рукопашной свалке были бесполезны и только мешались. Тем не менее, персы за счет общей войсковой массы прорвали афинский центр, состоящий всего из нескольких шеренг. Наступил кризис. Мильтиад спокойно и уверенно скомандовал сомкнуть ряды на флангах, где шеренг было существенно больше. Афиняне исполнили команду, развернулись на каждом из флангов лицом к центру и со страшным криком десяти тысяч гоплитов ударили на увлекшихся победителей. Это был ключевой момент битвы. От неожиданности персы дрогнули и побежали к кораблям. Плохо организованное войско превратилось в давящую друг друга толпу. Греки догоняли и рубили персов. Врассыпную, иногда бросая оружие, персы кое-как взбирались на суда и отплывали от берега. Здесь, у кораблей, бился тот, кого называли храбрейшим из греков: Кинегир, брат поэта Эсхила. Он удерживал якорный канат вражеского корабля правой рукой, а когда отрубили правую – левой, а когда отрубили левую – то зубами. А всего греков пало сто девяносто два человека, персов же – во много раз больше.

Высадка

Персы не сдались. У них оставались не менее двух третей пехотинцев и лучников, которые на кораблях постепенно приходили в себя, и вся конница. Артаферн решил продолжать задуманное. Корабли обогнули Аттику и двинулись прямо на Афины, чтобы застичь город врасплох. Но Мильтиад рассчитал и этот ход. Вместо того, чтобы дать победителям отдохнуть, он повел усталое войско в полном снаряжении, в тяжелых доспехах в Афины. За вечер и ночь он прошел с усталым войском все сорок два километра от Марафона до Афин, и когда появился персидский флот, греки стояли на берегу, в полном боевом порядке, поблескивая щитами и шлемами на утреннем солнце. Осуществлять высадку стало проблематично. Персидские корабли остановились, повернули и исчезли вдали. И вот теперь греки начали праздновать победу.

На следующий день к Афинам прибыли спартанцы, которые, как выяснилось, не собирались отлынивать. Они прошли расстояние от Спарты до Афин, а это 220 км за три дня. Но опоздали. Спартанцы внимательно осмотрели поле боя, уважительно похвалили афинян и возвратились домой.

«Посредине марафонского поля до сих пор высится курган – братская могила марафонских героев; немного в стороне – могила Мильтиада. Здесь каждую ночь можно слышать топот, ржание коней, крик воинов и лязг оружия, – рассказывает Павсаний, побывавший в этом месте лет через шестьсот, – и если кто услышит это случайно, с тем ничего не будет, но кто нарочно приходит сюда за этим, тот потом горько платится за свое любопытство».

Я решил, что мне с моей впечатлительностью не стоит посещать это место ночью. И не такой уж я и любопытный.

Огромное капустное поле

Я приехал на место битвы при Марафоне в середине дня и не увидел ни кургана, ни могилы Мильтиада (может, она и правда в стороне). Я увидел большое поле, засаженное капустой. Это было единственное пространство, на котором могла происходить битва. Вокруг действильно были холмы и болота. На небольшой поляне между кипарисами я нашел не очень высокую, но аккуратную колонну. Я снимал место высадки персов, колонну, какие-то окрестные деревья и поляны, но что-то меня тянуло на капустное поле. Я буквально физически чувствовал, что все самое страшное и великое произошло именно здесь. И я почти поверил Павсанию, что ночью сюда приходить определенно не стоит. Наконец я оторвался от поля и пошел к машине. Рядом с небольшой парковкой, на которой за последние два с половиной часа не появилось ни одной машины, кроме моей, я увидел небольшой стенд с указанием, что ежегодный афинский марафон стартует именно отюда.

Кликбейтный фейк

Надо сказать, что вся история с марафонским бегом базируется на совершенно недостоверной истории, придуманной Плутархом уже в римские времена. Геродот, который был младшим современником греко-персидских войн, не упоминает о ней ни слова. Сама легенда звучит так: Мильтиад отправил гонца в Афины с вестью о победе. Пробежав канонические 42 километра 195 метров, скороход выкрикнул «Радуйтесь, афиняне, мы победили!» и умер. Это конечно, классический кликбейтный фейк. Во-первых, от Марафона к Афинам, как известно, направился не один скороход, а вся армия. Во-вторых, победа стала очевидной только на следующий день, когда персидский флот отплыл из Афин, а сразу после битвы при Марафоне радоваться победе было явно преждевременно. Но, как это часто бывает, недостоверная легенда оказалась устойчивой, и теперь марафонский бег — жемчужина любого крупного соревнования по легкой атлетике.

Место марафонской битвы, инфракрасное фото Арсена Ревазова

Великая победа и незначительное поражение

Для греков эта победа — первая победа эллинского оружия над страшными персами — имела фантастическое значение. Строго говоря, греки продолжают ее праздновать до сих пор. В 2010 году Греция выпустила юбилейную монету в два евро посвященную 2500-летию победы. Для персов поражение не имело почти никаких последствий: их государство находилось на пике могущества и обладало огромными ресурсами. Его территория включала в себя территорию примерно 15 современных стран — от Египта до Таджикистана. Двадцать сатрапий. Шестьдесят три народа. Налоговые сборы — 15000 талантов (примерно 400 000 кг) золота в год. После неудачной экспедиции Дарий пожал плечами и стал собирать следующее огромное войско. Его планы притормозило антиперсидское восстание в Египте в 486 году до н. э., во время которого он умер. Его сын Ксеркс подавил восстание и продолжил подготовку к походу на Грецию. Само существование независимой материковой Греции продолжало висеть на волоске.