«Сегодня» продолжает публиковать главы из будущего романа Арсена Ревазова «Красная комната войны».
Инфракрасная фотография полей битв становится инструментом как визуального осмысления, так и рефлексии о памяти, истории и культурной травме.
Невидимые поля сражений Арсена Ревазова: интервью о новом проекте и природе войн
О романе. Синопсис
Фотограф Иосиф. Давно смирился со своим диагнозом: периодические приступы ретрокогнитивной диссоциации — расстройства, при котором в сознание неожиданно врывается беззвучный стробоскоп обрывков чужих воспоминаний из чужого времени.
С ним связывается малоизвестный европейский Фонд со странным, но щедрым заказом: он должен снять на инфракрасную камеру нынешнее состояние главных полей мировых сражений, причем для каждой серии фотографий этих мест должно быть написанное в свободном стиле эссе об данной битве.
Фонд объясняет свой заказ актуальностью темы войны в современном искусстве. Иосиф сначала отказывается. Для человека с его диагнозом, места массовой гибели — это эпицентр невыносимого сенсорного шторма. Сломившись под давлением гонорара, он соглашается, не подозревая, что Фонд интересует не его художественный стиль, а то, чтó он бессознательно зафиксирует в своих текстах — те самые «аномалии», которые он всю жизнь учился считать лишь симптомами своего расстройства. И что из этих, казалось бы, бессвязных аномалий его новые работодатели методично собирают нечто цельное и, возможно, зловещее.
Фотографии и эссе о новой битве мы публикуем каждую среду.
Первый опубликованный текст был о битве при Марафоне.
Ниже — история битвы при Фермопилах, 480 г. до н. э.
Новые вопросы к старой битве
Мне казалось, что про эту битву я знал все с детства: 300 спартанцев целых три дня бились в совершенно неравном бою с огромным войском Ксеркса и все погибли.
Я, разумеется, полез проверять собственное детское представление о битве и тут же столкнулся с двумя вопросами. Первый вопрос. Разве бились одни спартанцы? У Леонида, как я помнил, были какие-то еще греки в подчинении, на последний день боя он их отпустил, но афинян среди них явно не было. Но ведь Фермопильское ущелье — это ворота в среднюю Грецию. До Афин 200 километров. Куда делись афиняне?
Второй вопрос. В чем был военно-практический смысл битвы? Спартанцы же не могли рассчитывать, что они таким отрядом остановят сотни тысяч персов? Я сел разбираться. И начал со спартанцев. Не то чтобы я про них ничего не знал. Но тем не менее.
Только воины
Как в римской республике было два консула, так в Спарте было два царя. Это оказалось удобным: во время войны они могли воевать на два фронта, а во время мира они не давали друг другу слишком усилиться и притеснять народ или знать.
◇ ◇ ◇
Спартанцы были воинами и только воинами. Ни крестьянским трудом, ни ремеслами они не занимались. Всего в Спарте жило девять тысяч семейств спартанцев. Зато илотов, государственных рабов, было больше раз в десять. Они были главными врагами спартанцев, всегда готовые восстать и перерезать хозяев. Понимая это, спартанцы ели и спали вооруженными. Все статуи богов в Спарте лепились и вырезались с копьями в руке — даже статуя Афродиты.
◇ ◇ ◇
Как-то Спарта созывала союзников для очередной войны. Союзники жаловались, что Спарта берет с них больше воинов, чем дает сама. «Сейчас посмотрим», — сказал спартанский царь. Он поставил спартанское войско справа от себя, союзные войска — слева, потом приказал: «Плотники, три шага вперед!» Среди союзников кое-кто вышел на три шага вперед, среди спартанцев — никто. «Кузнецы, три шага вперед. Учителя, торговцы!» — в конце концов, почти все союзники выдвинулись на три шага вперед, спартанцы как один остались стоять на месте. «Смотрите сами, — сказал царь, — настоящих воинов выставляем только мы».
◇ ◇ ◇
Царя Феопомпа спросили, почему у города Спарты нет стен. Он ответил: «Стены Спарты — наши копья».
◇ ◇ ◇
Хромой спартанец шел на войну. «Зачем ты идешь?» – «Я иду не бежать, а биться».
◇ ◇ ◇
«Один спартанец пожаловался, что его меч короче, чем у других. «Подойди к врагу на шаг ближе», — ответил ему начальник.
◇ ◇ ◇
Перед сражением спартанцы приносили жертву не богам войны, а мирным Музам. «Почему?» — спрашивали их. «Потому что мы молимся не о победе, а о певцах, достойных этой победы». А после сражения, даже очень важного спартанцы приносили в жертву богам петуха. «Почему?» – «Потому что в Спарте не хватит быков для наших побед».
◇ ◇ ◇
А царь Агид говорил: «Спартанец спрашивает не сколько врагов, а где они».
Лаконизмы
“Спартанец пришел послом к македонскому царю. «Ты — один?» — удивился царь, привыкший к пышным и многолюдным посольствам. «К одному», — ответил спартанец.
◇ ◇ ◇
Зная, что спартанцы не любят длинных речей, македонский царь Филлип послал спартанцам письмо: «Если я вступлю в Пелопоннес, Спарта будет уничтожена». Спартанцы ответили одним словом: «Если!»
◇ ◇ ◇
На острове Самос случился неурожай. Послы, приплывшие с острова просить у Спарты помощи, прочли перед народным собранием красивую речь выстроенную по лучшим образцам аттического красноречия. Все по порядку: exordium, narratio, argumentatio, refutatio, peroratio.
Спартанцы сказали: «Дослушав до конца, мы забыли начало, а забыв начало, не поняли конца». Самосцы поняли, что переборщили. На следующий день они пришли с пустым мешком и сказали четыре слова: «Мешок есть, муки нет». Спартанцы их пожурили — достаточно было двух слов: «муки нет», — но в целом остались довольны и обещали помочь.
Железные деньги, перекаленные в уксусе
Спартанцы не копили денег. Деньгами у них служили железные прутья, перекаленные в уксусе, — специально чтоб их нельзя было перековать во что-то полезное.
◇ ◇ ◇
Нет денег — нет роскоши. Дома делались только пилой и топором. Когда в богатом Коринфе спартанцы впервые увидели набранные деревянные потолки и квадратный паркет, то спросили коринфян: «У вас, что, растут квадратные деревья?»
◇ ◇ ◇
Главная еда у спартанцев была соленая бычья похлебка. Все греки считали ее совершенно несъедобной.
Ксеркс попросил пленного спартанца сварить ему такую похлебку, попробовал и сказал: «Теперь я понимаю, почему спартанцы так храбро идут на смерть: им милее гибель, чем такая еда».
◇ ◇ ◇
Спартанские женщины были под стать мужчинам: сильные, смелые, уверенные в себе. У них было существенно больше прав, чем у остальных греческих женщин. Мужчины советовались с ними и часто их мнение оказывалось решающим.
◇ ◇ ◇
«Ваши мужья — подкаблучники. Только в Спарте мужья слушаются жен», — сказали спартанке. «Потому что только в Спарте жены рожают настоящих мужей», – ответила спартанка.
◇ ◇ ◇
С культурой, искусством и спортом у спартанцев были сложные и неоднозначные отношения.
Один афинянин сказал спартанцу: «Вы, спартанцы, — неучи». «Да, — ответил спартанец, — из всех греков мы одни не научились у вас ничему дурному».
Другому спартанцу предложили послушать певца, который поет как соловей. «Зачем? Я слышал самого соловья», — ответил спартанец.
◇ ◇ ◇
В олимпийских и других спортивных состязаниях спартанцам участвовать запрещалось: «Спарте нужны не атлеты, а воины». Но петушиные бои были очень популярны. Одному спартанцу афинянин предложил продать отличных боевых петухов: «Они дерутся до смерти». Спартанец ответил: «Мне нужны, чтоб дрались до победы».
Дорога к ущелью
Поражение при Марафоне персы сочли полезной тренировкой. Царь в битве не участвовал, армия была небольшой. Через десять лет на Грецию двинулся сын Дария — Ксеркс. И армия, и поддерживающий армию флот у него была другие — в разы больше.
Путь войску преграждал пролив Геллеспонт, который сегодня больше известен под именем Дарданеллы. Ширина его в самом узком месте — больше километра. Персидские инженеры начали строить мост. Канаты от берега до берега, на них — брусья, на брусьях — поперечины. Но разразился шторм, канаты лопнули, мост порвался. Ксеркс взбесился. Он приказал половине строителей отрубить головы, а море высечь. Царские палачи сначала казнили строителей, а потом выплыли в лодке в пролив и триста раз ударили по воде плетьми. Оставшиеся в живых строители построили второй мост. Он оказался надежным.
Я читал Геродота и воображал картину перехода моста царскими войсками. Персы и мидяне шли в войлочных шапках с острыми концами, в пестрых рубахах, в чешуйчатых панцирях, с плетеными щитами, покрытыми толстыми бронзовыми листами, короткими копьями и большими луками. У ассирийцев шлемы были сварены из медных полос, главное оружие — тяжелая дубина, утыканная железными гвоздями. Ликийцы шли в шапках, украшенных перьями и с длинными железными косами в руках. Шли халибы, жившие на Черном море, у них на шлемах были бычьи уши и медные рога, а на груди и на голенях — красные войлочные лоскутные доспехи. Шла тяжелая лидийская кавалерия, закованная в железо и бронзу. Эфиопы одевались в львиные шкуры; перед сражением они окрашивали половину тела гипсом, а половину суриком, и выглядели как футболисты в красно-белых футболках. Шли критские лучники с двухметровыми луками, способные выпускать стрелы на километр и больше. Пафлагонцы плели свои шлемы и щиты из лыка. Каспии заворачивались в тюленью кожу. Как именно были одеты и вооружены остальные 60 народов Геродот не указал. Параллельно войску плыли двухпалубные и трехпалубные триеры, соответсвенно, с двумя или тремя этажами весел. Флот поставили не только финикийцы, но и египтяне, и киприоты, и даже ионийские греки.
Небольшие реки выпивались воинами до капли. Одного озера едва хватило, чтобы напоить вьючный скот, а окружность этого озера была пять километров. Когда персы становились лагерем, то от края до края лагеря был день пешего пути. Геродот писал о том, что войско Ксеркса было больше двух миллионов человек. Современные историки оценивают его в 200 тысяч, что тоже впечатляет.
Дорога в Грецию
На пути в Грецию персы должны были преодолить три серьезных препятствия — Пиерийские горы — вход в Северную Грецию (Фессалия и Эпир), Фермопильское ущелье — вход в Среднюю Грецию (Афины, Дельфы, Фивы и большинство остальных греческих городов), а затем Коринфский перешеек — вход в Южную Грецию (Спарта, Олимпия, Аргос).
Казалось, что спорить не о чем: надо оборонять вал в Пиерийских горах, потом Фермопилы, потом Коринфский перешеек. Но греки спорили. Северную Грецию отдали врагу без боя. Афиняне призывали защитить хотя бы Фермопилы. Но сами они не могли отправить туда пехотинцев — за прошедшие 10 лет афиняне построили отличный флот, и все боеспособные жители Афин стали моряками и служили на кораблях. А спартанцы не желали тратить силы на Фермопилы: они хотели принять бой на коринфском перешейке, на пороге своей родины.
Вовсе отказаться от битвы в Фермопилах спартанцам было неудобно. Они собрали символический отряд: триста человек во главе с царем Леонидом, причем брали в отряд только тех воинов, у кого уже были дети. Даже у спартанских старейшин дрогнуло сердце. Они сказали Леониду: «Возьми хотя бы тысячу». Леонид ответил: «Чтобы победить — и тысячи мало, чтобы умереть — довольно и трехсот».
Другие греческие города выставили еще несколько тысяч человек, так что битву начинали не одинокие триста спартанцев. К ним присоеднились фокийцы, локры, фиванцы, феспийцы и другие ополченцы из Средней Греции.
Ксеркс, зная любовь спартанцев к кратким текстам, прислал гонца с двумя словами: «Сложи оружие». Леонид ответил тоже двумя словами: «Приди, возьми». Гонец сказал: «Безумец, наши стрелы закроют вам солнце». Леонид ответил: «Тем лучше, мы будем сражаться в тени».
Приступ адреналина
Я за пару часов доехал от Афин до Фермопил и остановил машину на sos-остановке автострады в самом узком месте. По данным Геродота, ширина ущелья была всего 60 шагов. Оказалось что за 2500 лет уровень моря понизился метра на три, и оно оступило от ущелья почти на километр, обнажив шельф. Город Фермопилы и памятник Леониду находятся именно на этой недавно открывшейся низменности, и я даже не стал туда заезжать. При этом само ущелье определялось довольно отчетливо. Стоя на его краю лицом на юг к Афинам, вполне можно было вообразить, что слева внизу от тебя не сельскохозяйственная равнина с городком вдалеке, а пенящееся море, а справа, примерно в 50-60 шагах, — все те же неприступные скалы.
При этом можно было бы вообразить, как с севера наступает бесчисленная пестрая армия, а перед ними стоят построенные в несколько фаланг, закованные с ног до головы в железо и бронзу спартанцы. Но воображение давало сбой. Вторым после ухода моря отличием оказалось то, что ровно через ущелье теперь проходит главная греческая трасса «север-юг», E75. И она вместе с насыпью, обочиной и водостоками занимет буквально всю ширину ущелья.
Чтобы сфотографировать ущелье с места боя, надо было вылезти на разделительную полосу, после чего снимать встречные автомобили и дорожную разметку с отбойниками. Я подумал, что встав на середине трассы, благодаря проносящимся в сантиметрах на бешеной скорости машинам можно пережить тот же всплеск адреналина, что испытывали спартанцы при виде приближающихся персов. Сам по себе адреналиновый приступ мог избавить меня от жутких мыслей о битве, однако передать его на фотографии, да еще и связать его с битвой — показалось мне довольно сложной творческой задачей. Я слазил на всякий случай на разделительную полосу, еле увернувшись от вылетающих из поворотов дороги машин, и быстро вернулся. Кадр, действительно, не получился.
Тем не менее, перспектива поехать вниз в городок и снимать там памятник Леониду мне нравилась еще меньше. Я стал ездить взад-вперед по трассе, тыкаясь в каждый съезд, и надеялся найти что-то подходящее. И нашел. Выезд из разворота в прорубленном скальном тоннеле оказался вполне достоен места великой битвы.
Тактика плотного строя
Узкое ущелье — идеальное место для обороны тяжелой пехотой против легкой пехоты и конницы противника. С боков фалангу не обойти. Численное преимущество не помогает, а скорее мешает. Правый фланг атакующих расплющивается о скалы, левый фланг норовит сорваться в ущелье. Коннице развернуться негде, а даже если она наберет ход, то на частокол из трехметровых копий, которыми ощетинивается фаланга ни одна лошадь, даже очень боевая не прыгнет. Конница против пехоты может быть эффективной в двух ситуациях: пехота дрогнет и нарушит строй или военачальник даст обойти пехоту с фланга. Вопрос о том, дрогнут ли спартанцы, не стоял. Фланги были прикрыты. Единственным слабым местом позиции Леонида являлась обходная горная тропа. Пешие воины могли пройти в тыл греческому ополчению. Леонид был предупрежден о наличии тропы и отправил на ее защиту тысячу фокийцев.
Спартанцы первые из греков научились биться сомкнутым строем и научили всех остальных. Покинуть место в строю было строго запрещено — и неважно, на врага ты бросался или от врага. И то, и то преступление. Дисциплина в строю поддерживалась феноменальная. Спартанец Леоним в бою занес меч над врагом, но услышал отбой и отдернул меч: «Лучше оставить в живых врага, чем ослушаться команды».
Щит прикрывал самого воина слева, но оставлял назащищенным правый бок, который, в свою очередь, защищал щит стоящего справа боевого товарища. Следовательно, в греческой фаланге воины должны были держаться плотной линией. Именно поэтому потерять щит в бою считалось бесчестьем. Щит был нужен не только для собственной безопасности, но и для защиты всей шеренги. В правой руке было копье длиной до трех метров. Оно удерживалось верхним хватом, поверх щита. Для ближнего боя использовался короткий меч.
Спартанцы шли в бой как на пир, поверх доспехов они носили красный плащ, чтобы было страшнее врагам и чтобы не расстраивать товарищей кровью своих ран. А еще они мазали маслом и расчесывали свои длинные волосы. «Прическа делает красивых еще красивее, а некрасивых еще страшнее», — говорил основатель спартанского законодательства Ликург.
Все остальные греки шли на бой под адские завывания трубы, спартанцы — под мерную спокойную свирель: их боевой пыл надо было не распалалять, а, наоборот, успокаивать.
Два дня боя
Персы атаковали волнами, натиск за натиском, и волны разбивались о железную стену сдвинутых щитов и щетинящихся копий. Сначала Ксеркс послал в бой тех мидян, чьи родственники погибли 10 лет назад в Марафонском сражении. Мидяне, как и остальные воины персидского войска, были не готовы биться в тесных горных условиях. Вооружение у них было легкое, доспехи кожаные, щиты маленькие. Наблюдавший за битвой Ксеркс трижды вскакивал с трона от негодования. Он сменил мидян на саков, которые считались самыми воинственными в войске. Саки постепенно превращались в горы трупов, которые сами персы сбрасывали в ущелье, чтобы не мешали подходить следующим воинам.
Спартанцы уставали убивать, но Леонид быстро отводил усталых назад, отдохнувших вперед, и бой продолжался. Ксеркс бросил в бой личную гвардию — персидский отряд называемых «бессмертными». В случае смерти каждого воина отряд немедленно пополнялся. Бессмертные тоже умерли. К концу первого дня потери персов доходили до нескольких тысяч человек, у спартанцев, согласно Ктесию, погибло всего трое.
Обходная тропа
Второй день сражения прошел в точности как первый. Ксеркс в растерянности прекратил сражение и отвел армию в лагерь. Но тут ему повезло. Вечером к персам пришел местный житель по имени Эфиальт и сообщил о существовании обходной тропы. Персы отрядили около 20 тысяч человек на ночную разведку. Тропу охраняла тысяча фокийцев. Увидев персов они дрогнули и отступили на верхушку горы и оставили тропу открытой. Персы не стали штурмовать фокийцев и двинулись дальше по тропе. Фокийцы отправили гонца и сообщили Леониду, что проход по тропе стал известен персам, и они скоро выйдут в тыл грекам.
Леонид понял, что конец неизбежен. Он отправил все греческое ополчение числом около четырех тысяч назад, в Грецию. С Леонидом остались только феспийцы, которые отказались уходить из гордости, и фиванцы — они задумали перейти на сторону персов и уже договорились об этом с Ксерксом.
Третий день
Третий день начался с того, что фиванцы, приблизившись к персам с протянутыми руками, заявили, что они всегда были на их стороне и оказались в ущелье против своей воли. Это примерно так и было. Фивы всегда были одним из центров проперсидских настроений в Греции. Геродот утверждает, что спартанский царь Леонид настоял на включении 400 фиванских гоплитов в состав греческого войска во многом для того, чтобы удержать их в качестве заложников и проверить их лояльность. Капитуляция фиванцев была принята персами благосклонно.
Затем персы ударили с двух сторон. У спартанцев уже были сломаны почти все копья, они разили врагов короткими спартанскими мечами в тесной рукопашной. Персы, дошедшие сверху по обходной тропе, расстреливали последних героев из луков, забрасывали их камнями.
Последний спартанец
В битве уцелел всего один спартанец. Его звали Аристодем: он лежал больной в ближней деревне и не участвовал в бою. Он вернулся в Спарту — его заклеймили позором, прозвали Аристодем Трус, с ним не разговаривали, ему не давали ни воды, ни огня. Через год, во время битвы при Платеях, Аристодем бился отчаянней всех и заслужил награду. Но награды ему не дали. Спартанцы сказали: «Аристодем бился как исступленный, он выскакивал из фаланги. Это преступление. И он бился так лишь потому, что явно искал смерти из-за своей вины».
Месть и слава
Ксеркс был очень недоволен результатами битвы. Он приказал найти тело Леонида, отрубить ему голову и посадить ее на кол. Так себе месть. Варварская. Через год на том месте, где пали триста спартанцев, греки поставили каменного льва и высекли знаменитую надпись, сочиненную поэтом Симонидом:
Путник, весть отнеси всем гражданам воинской Спарты:
Их исполняя приказ, здесь мы в могилу легли.
Армия Ксеркса двинулась дальше на юг, вглубь Греции. Наступала очередь афинского флота.
