«Сегодня» продолжает публиковать главы из будущего романа Арсена Ревазова «Красная комната войны».
Инфракрасная фотография полей битв становится инструментом как визуального осмысления, так и рефлексии о памяти, истории и культурной травме.
Невидимые поля сражений Арсена Ревазова: интервью о новом проекте и природе войн
О романе. Синопсис
Фотограф Иосиф. Давно смирился со своим диагнозом: периодические приступы ретрокогнитивной диссоциации — расстройства, при котором в сознание неожиданно врывается беззвучный стробоскоп обрывков чужих воспоминаний из чужого времени.
С ним связывается малоизвестный европейский Фонд со странным, но щедрым заказом: он должен снять на инфракрасную камеру нынешнее состояние главных полей мировых сражений, причем для каждой серии фотографий этих мест должно быть написанное в свободном стиле эссе об данной битве.
Фонд объясняет свой заказ актуальностью темы войны в современном искусстве. Иосиф сначала отказывается. Для человека с его диагнозом, места массовой гибели — это эпицентр невыносимого сенсорного шторма. Сломившись под давлением гонорара, он соглашается, не подозревая, что Фонд интересует не его художественный стиль, а то, чтó он бессознательно зафиксирует в своих текстах — те самые «аномалии», которые он всю жизнь учился считать лишь симптомами своего расстройства. И что из этих, казалось бы, бессвязных аномалий его новые работодатели методично собирают нечто цельное и, возможно, зловещее.
Фотографии и эссе о новой битве мы публикуем каждую среду.
Битва при Марафоне. Greeks VS Persians
Фермопилы. Spartans VS Persians
Битва при Саламине. Греки против персов
Ниже — история битвы при Каннах, 2 августа 216 г. до н. э.
Сторона конфликта
Людям свойственно занимать чью-то сторону в конфликтах, которые их не касаются. Даже если речь идет о войне, случившейся 2200 лет назад. Собственно, у всех приматов, в том числе и у человека, очень развит инстинкт разделения на категорию «свой-чужой». Именно этот инстинкт отвечает за национализм, ксенофобию и расизм. Да и за патриотизм тоже. Причем интересно, что выбор стороны в конфликте, кости участников которого давно истлели, сопровождается эмоциями, иногда неожиданно сильными. А читать про конфликт, в котором не предлагается занять чью-то сторону, оказывается довольно скучным делом. Это как смотреть футбольный матч двух команд, на каждую из которых тебе глубоко плевать. Но биологический инстинкт — страшная сила. Хочется занять чью-то сторону. Свои против чужих. И болеть за своих. Я попробовал определиться.
Кто за кого
Можно болеть за Рим
Аргумент 1. Согласно источникам, дошедшим до нас, римляне — жертвы колониальной экспансии Карфагена. Карфаген — агрессор, а Ганнибал —коварный враг. Есть правда, одна тонкость: все эти источники — римские. Нейтральных, а тем более карфагенских источников до нашего времени не дошло. Римская литература на три головы превзошла пунийскую.
Аргумент 2. Римляне в конечном итоге в этих войнах победили, Карфаген разрушили, а наше сознание конъюнктурно и оппортунистично. Оно ненавязчиво рекомендует ассоциировать себя с победителем. Строго по поговорке: «Добро всегда побеждает Зло. Кто победил, тот и добрый».
Аргумент 3. Римская цивилизация нам почти родная, а о пунийской мы не знаем почти ничего. Выбор очевиден. Болеем за своих.
Можно болеть за Ганнибала
Аргумент 1. Ганнибал — андердог. В битве при Каннах у римлян было почти двухкратное численное преимущество и армия с боевыми традициями. У Ганнибала была не армия, а сборная солянка. Если предпочитать болеть за слабых — надо болеть за Ганнибала.
Аргумент 2. Ганнибал — гениальный полководец. Почему бы не сначала не восхититься гением, победившим во всех сражениях, а потом не посочувствовать тому, что войну в целом он все-таки проиграл?
Аргумент 3. Ганнибал — соратник Петра I и прадед Пушкина. Это, правда, другой Ганнибал, но какая разница?
В общем, определиться у меня не получилось, я занял место над схваткой.
Нетленка
Военное сражение станет классическим, если сразу попадет в учебники военного искусства, а потом в них удержится несмотря на последующие войны, которые тоже попытаются влезть в эти же учебники. Битва при Каннах — настоящий образец ужасного кровавого массового убийства людей людьми. Изучается во всех военных школах и академиях вот уже две с лишним тысячи лет. Идеальная битва. Высшая точка напряжения одного из величайших военных противостояний древности. У этого противостояния, разумеется, были причины.
Начало войны
Обе стороны, а не один Карфаген, были настроены на экспансию в Средиземноморье. Если Первая Пуническая война началась из-за контроля над Сицилией, то Вторая — из-за контроля за Испанией. На побережье недалеко от будущей Валенсии жил и процветал торговый город Сагунт, одна из греческих колоний в Испании (город, кстати, жив до сих пор и даже не сменил название). У Сагунта, как у любого города-колонии, складывались сложные отношения с соседними полудикими полугорными кельто-иберийскими племенами, которые были не прочь пограбить разбогатевших на торговых спекуляциях греков, а греки в ответ мстили аборигенам как умели. Чтобы обезопасить себя, Сагунт согласился на римский протекторат, пусть и с сохранением формальной независимости. После очередного конфликта колонистов с туземцами Ганнибал обвинил жителей Сагунта в том, что они нарушили договор с Карфагеном, напав на союзные Карфагену племена, и представил дело так, будто он действует в интересах Карфагена и автохтонного населения Испании. Ганнибал осадил и быстро захватил Сагунт. У Рима не было выбора. Отказ в помощи союзнику был бы воспринят всем Средиземноморьем как слабость Рима и как ненадежность его протектората. Римляне объявили войну Ганнибалу.
Вторжение с Севера
Ганнибал стал собирать армию. Римляне решили, что пунийцы будут атаковать их с моря, благо Карфаген — морская держава, и в военно-транспортных кораблях дефицита у пунийцев не было. Римляне готовились встретить пунийский десант где-то на западном побережье Италии и держали неподалеку несколько легионов. От Рима до Калабрии побережье патрулировал римский флот.
Но Ганнибал решил пойти другим путем. Сухопутным. Из Испании в Италию. Причем решил сделать это поздней осенью.
Такого вторжения с переходом армии через Пиренеи и Альпы никто в Риме не ожидал. У кавалерии Ганнибала была изюминка — огромные африканские слоны. Не было никакой проблемы перевозить их на кораблях. Но их переход через горные перевалы, занесенные снегом, казался совершенно невозможным. И тем не менее Ганнибал сначала прошел через Пиренеи, а потом неожиданно для всех спустился с Альп. Начал он с того, что два раза разбил римлян в северной Италии: в ноябре 218 года до н. э. при Тицине (нынешний Тичино в Ломбардии) и в декабре при Требии (недалеко от Пьяченцы).
Деятельная зимовка
После двух побед армия встала на зимовку там же, где-то в долине реки По. Ганнибал использовал это время для отдыха и пополнения запасов своей армии. Он также укрепил союз с местными галльскими племенами, которые оказывали ему поддержку в войне против Рима, и быстро начал вести сложную дипломатическую игру, уговаривая южные италийские города отложиться от Рима. Он отправил послов в Неаполь, Кумы, Капую и Тарент, которые потеряли независимость относительно недавно и еще тосковали по ней. Переговоры шли сложно. Города хотели вернуть независимость, но опасались римлян.
Перезимовав, Ганнибал пошел на юг. Римляне переполошились. Но он не стал наступать прямо на Рим. У Ганнибала не было достаточного количества осадных орудий, чтобы быстро взять Рим штурмом, и вообще он не любил лобовых решений. Он полагался на маневренную войну и внезапные удары, а не на длительные осады, и предпочитал не захватывать города, а уничтожать римские армии.
Поэтому в июне 217 года до н. э. он устроил засаду на римскую армию при Тразименском озере в Умбрии и нанес ей сокрушительное поражение, после чего переправился через Апеннины и, пройдя насквозь Италию с севера на юг и с запада на восток, дошел до итальянского каблука, до Апулии.
Шутки кончились
Рим понял, что в этот раз шутки кончились, и собрал огромную армию, численностью намного превышающую обычный консульский контингент. Армия состояла не только из римских легионов, но и из войск союзников в пропорции примерно один к одному. Ливий называет цифру в 80 тысяч пехотинцев и шесть тысяч всадников, то есть восемь римских легионов по пять-шесть тысяч в каждом и около 40 тыс. союзников.
Армия Ганнибала была наемной и очень пестрой по составу — иберы, кельты, балеарские пращники, пунийцы, другие африканцы — и она существенно уступала римской армии по численности. Всего в его распоряжении после трех битв оказалось около 40 тысяч пехоты и 10 тысяч конников. Правда, конницу Ганнибала составляла профессиональная нумидийская кавалерия — лучшая легкая кавалерия в мире на момент войны. Но сверхтяжелой кавалерии на момент сражения у карфагенян уже не было. Зимние горные переходы и три сражения лишили армию Ганнибала ее главной фишки. Ни один слон до Канн не дошел.
Без слонов
Дело в том, что слоны действительно были грозным оружием. Впервые увидев слонов на поле боя, многие воины пугались их огромных размеров, громкого трубного рева и запаха. Слоны легко топтали пехоту и разрушали укрепления. Слоны могли служить своеобразной живой стеной, защищая своих воинов от стрел и других метательных снарядов. Лошади, как правило, боялись слонов, что могло создать проблемы для вражеской конницы.
Но главное — слоны должны были прорывать вражеские боевые порядки, создавая бреши для своей пехоты и конницы. Римляне решили, что без слонов армию Ганнибала можно и нужно разбить.
Двоевластие
В Римской республике два консула избирались на год и имели равные полномочия. Обычно один из консулов оставался в Риме, а другой управлял войском. Но поскольку ситуация с Ганнибалом сложилась экстраординарная, оба консула были при войске. Гай Теренций Варрон и Луций Эмилий Павел командовали римским войском по очереди. День через день. И, как обычно это бывает при двоеначалии, их мнения разделились.
Эмилий Павел был против генерального сражения с Ганнибалом, так как опасался, что римское войско уступает карфагенянам в опыте и тактике. Он предлагал избегать решительных столкновений и изматывать противника мелкими стычками. Тем более он был против битвы в этом равнинном районе, где нумидийские легкие всадники могут разгоняться до высоких скоростей.
Теренций Варрон считал, что римляне имеют серьезный численный перевес, что тяжелая конница — цвет аристократической римской молодежи — легко побьет легкую конницу нумидийцев, что армия Ганнибала утомлена сражениями и переходами, и хотел атаковать, не дожидаясь, пока Ганнибал свяжется со своими потенциальными союзниками на юге и, чего доброго, договорится с ними. Когда наступил его очередной консульский день, он, пользуясь своим правом, приказал армии готовиться к бою. Эмилий Павел не имел права возражать.
Ганнибал остановился в апулийских Каннах (не путать с кинофестивальными французскими Каннами) километрах в 15 от моря и поджидал там римлян.
Барлетта
Я приехал в Апулию из Рима и остановился прямо на море, в крошечной Барлетте, городке, известном своим Барлеттским Колоссом, — огромной бронзовой статуей, в 4,5 метра ростом, атрибуция которой до сих так и не закончена. Местные считают ее памятником императору Ираклию, победителю персов. Якобы венецианский корабль перевозил эту статую из Константинополя после его захвата крестоносцами, утонул у берегов Барлетты, а жители спустя какое-то время смогли вытащить статую из моря и сделали украшением своего городка. Ученые опровергают эту каноническую версию: никаких следов пребывания в море на ней нет, но дальше их мнения радикально расходятся: кото-то считает ее императором Аркадием, кто-то — Валентинианом, кто-то — Маркианом, кто-то — Юстинианом, кто-то — Гонорием, а кто-то вообще относит к Каролингскому искусству. Разброс в 400 лет. Странно.
Я остановился в отеле и пошел смотреть на неопознанную статую. Уже стемнело, но колосс, как главная достопримечательность городка, был немного подсвечен. Огромный, грубый и неуклюжий. Немного нелепый на мой вкус — торжественный и недовольный. В одной руке крест, в другой — шарик размером меньше ладони. Губы сжаты, брови нахмурены. На лице его было написано: «Я тут взвешиваю судьбы мира. Кто сломал мои весы?» «Точно не я», — захотелось мне ответить строгому, но неизвестному императору, после чего я пошел гулять по городу, вытянувшемуся вдоль моря, и на самой окраине городка дошел до последней цели маршрута на сегодня: до отличного стейк-хауса. Несмотря на поздний час, меня отлично накормили, и я пил кофе уже в совершенно опустевшем ресторане. Расплатившись, я понял, что устал и не хочу идти обратно пешком. Я попросил заказать мне такси. «К сожалению, уже поздно, и таксист не работает», — ответили мне. «У вас что, один таксист?» — «Один», — подтвердили они. «На целый город?» — искренне изумился я. «Да, он у нас один, но вы не беспокойтесь, мы сами вас довезем». Нет ничего милее и сердечнее провинциальной Италии, особенно южной.
Поле битвы закрыто
На следующий утро я прибыл на место битвы. Я хотел закончить с войной поскорее, чтобы оттуда поехать в Кастелло Дель Монте — самый необыкновенный замок в мире, который император Фридрих II Гогенштауфен — по совместительству геометр, астролог, алхимик и мистик — построил совершенно не для войны в месте, удаленном приблизительно отовсюду. Но вот от места битвы при Каннах до него было меньше часа езды. Глупо было упускать такую возможность. Я запарковался и пошел осматриваться.
Все само интересное, что осталось тут от древности, то есть несколько развалин средней степени живописности и маленький двухэтажный музей, оказалось обнесено высоким забором. Я попытался понять, как тут проникают за забор. Ни одного человека вокруг. Дверь в музей закрыта. По расписанию музей должен был уже час как работать. Я позвонил в звонок. Через какое-то время дверь открыл человек, похожий не то на охранника, не то на директора музея — итальянцы носят такую одежду и такое выражение лица, что разобраться кто есть кто иногда совершенно невозможно. Сon partigiano come presidente — написал и спел в свое время Тото Кутуньо.
Я сказал, что хочу купить билет. «На сайте, — сказал он, — Только на сайте. Кассы у нас нет». И показал мне QR-код, наклеенный на дверь. Это была ссылка на сайт, который торговал музейными билетами по всей Апулии. Сайт, к сожалению, не грузился. Я показал телефон человеку. «Да, это бывает, — невозмутимо сказал он, — Надо было брать билет заранее».
— А сколько стоит билет?
— Для вас без скидок семь евро.
— Так возьмите наличными. Потом внесете в кассу.
— Что вы, я не могу, — обиделся он.
— А что же мне делать?
— Подождать, пока сайт заработает.
— Я добирался до вас как Ганнибал через всю Италию. И что мне теперь, стоять под дверью?
Он неопределенно пожал плечами. Лучший жест в сторону итальянского хай-тека.
— А сколько ждать?
Он еще более неопределенно пожал плечами.
Я беспомощно огляделся вокруг. Ни одного человека в поле зрения. Совершенно пустая парковка. Я понял, что за последние 10 минут, что я тут околачиваюсь, мимо не проехала ни одна машина.
— Ладно, подожду, — сказал я, решив, что где-то забор должен кончиться, или в нем найдется какая-нибудь дырка.
Справедливого решения нет
Я пошел вдоль забора. Фотографировать неживописные невысокие развалины еще и через забор мне показалось неправильным. Метров через триста забор повернул направо и ушел от дороги. Я продолжил путь вдоль забора уже через чертополох и репейники. Забор тянулся до бесконечности и, вероятно, через пару невидимых поворотов возвращался к музею.
Я не стал проверять качество забора, вернулся к музею короткой дорогой и еще раз попробовал зайти на сайт. Сайт висел. Я опять позвонил в звонок. Музейный человек опять вышел ко мне.
— Купили билет?
— Нет. Сайт все еще висит.
— Мне очень жаль.
— Но это же несправедливо по отношению к бедным путешественникам?
— Но пустить вас без билета тоже будет несправедливо.
— Значит, мы находимся в ситуации, где справедливого решения нет в принципе. С войнами такое случается сплошь и рядом. Но нельзя ли без билета просто попасть на поле битвы? Мне, собственно, сам музей не очень нужен.
— Нет, вход в археологический заповедник только через музей.
— А если я куплю билет потом? Задним числом? Мне все равно еще в Кастелло дель Монте билет покупать.
При упоминании замка он несколько оживился. Я испугался, что зря упомянул конкурента.
— Пустите меня, — жалобно попросил я. — Обещаю, что куплю билет. Потом.
Он молча оценивающе посмотрел на меня, прикидывая, можно ли мне доверять, потом также молча открыл дверь и еле уловимым кивком головы пригласил меня войти.
Пустой музей
В музее, как я и предполагал, не было ни одного человека. На первом этаже выставлялось несколько найденных тут военных артефактов типа проржавевших до дыр мечей, шлемов и наконечников копий. На пустой стене висела карта сражения, которую я и так знал наизусть. Я потратил на осмотр несколько минут и поднялся по лестнице. Весь второй этаж занимал маленький видеозал. Служитель включил кино. Десятиминутный учебный фильм про сражение. Слабенькая 3D-анимация, сделанная на заре 3D-эры каким-то учеником, осваивающим новое медиа. Римские легионеры с неподвижными лицами без мимики шли бесконечными колоннами под вялый рассказ диктора с торжественной отвратительной музыкальной подложкой. Ни сцен боя, ни конницы, ни пунийцев, ни Ганнибала. Только уныло марширующие безжизненные легионеры. На эту медитативную армию и минуту смотреть было тяжело. Но я из вежливости и благодарности досмотрел кино до конца, после чего вышел из внутреннего выхода на само поле битвы.
Я находился на невысоком холме, на котором была ставка Ганнибала. Холм был плотно покрыт солидными уверенными в себе ромашками. Судя по остаткам стен, в то время Канны были крошечным городком. А может, стена имеет и более позднее происхождение. Я посмотрел с холма на бескрайние поля вокруг. Где-то совсем вдалеке по коричневой земле ехал маленький зеленый трактор. Поле битвы казалось плоским, как земля в Средние века. И удивился.
Как окружить армию в чистом поле
Как мне было хорошо известно, Ганнибал победил римлян, окружив их. Когда мы говорим об окружении армии, то мы предполагаем, что окруженная армия страдала от невозможности маневрировать: слева река, справа гора, сзади ущелье. А потом из какой-то засады выскакивает главный резерв врага и замыкает кольцо. Ничего подобного при Каннах не происходило. Битва проводилась на совершенно плоской равнине. Буквально в чистом поле.
Возникает законный вопрос: а как это меньшая (и уставшая) армия способна окружить большую (и свежую) армию, да еще и в чистом поле?
Вот и римляне не смогли ответить на этот вопрос вовремя. Ганнибал использовал главную силу римских легионов — умение биться в плотном строю — и превратил ее в главную слабость.
Для этого он решил увеличить плотность римской армии до невыносимой, то есть превратить боевой строй в малоуправляемую толпу.
Битва началась с рассветом. Сначала Ганнибал выстроил свой центр полумесяцем, вогнутым в сторону легионеров. По флангам поставил сильную нумидийскую конницу. Римляне пошли в атаку, вклинились в этот полумесяц, Ганнибал скомандовал войскам центра медленно отступать, еще более углубляя вогнутость строя. Римляне радостно шли вперед, и тут одновременно с двух флангов ударила нумидийская конница.
Ганнибал знал, что у римлян на конях сидит закованная в доспехи золотая молодежь — будущие сенаторы, трибуны и консулы, — а нумидийские легкие всадники были профессионалами в лучшем смысле этого слова.
Строй превращается в толпу
Сначала они без проблем опрокинули тяжелую конницу. Золотая молодежь не выдержала быстрой атаки.
Легионеры не успели развернуть часть своего строя лицом к коннице, поэтому нумидийцы навалились на беззащитных сбоку легионеров, причем, судя по всему, особенно яростно они атаковали легионеров с правой стороны, с той, на которой не было щита.
Щит еще со времен греческой фаланги из чисто оборонительного оружия превратился в частично наступательное. Им можно было бить противника с разворота, используя вес всего тела. Эти удары отдельно тренировались. Устоять после такого удара мог не каждый.
Но такой щит требовал хорошей дисциплины строя, особенно при маневрировании, когда конница противника обходит тебя по флангу и тебе нужно развернуться на правильный угол, полностью сохранив строй. Умная, обученная и мотивированная армия, действующая как единый организм, была нужна при замене уставшей фаланги на свежую, проходящей чуть ли не каждые несколько минут боя, при атаке фаланги стрелами и камнями, выпущенными из пращей, когда фаланга должна поднять щиты и превратить строй в непробиваемую стрелами черепаху.
А прежде всего она была нужна при отражении конной атаки. Когда недрогнувший строй щитов и копий должен был заставить разгоряченных лошадей противника в последнее мгновение испугаться и отказаться от броска на фалангу.
И вот этот строй римляне не успели создать из-за своей быстро рассыпавшейся аристократической конницы.
Легионеры быстро оттеснялись с флангов в центр, увеличивая там и так высокую плотность солдат. В конце концов скученность строя достигла критического уровня: стало невозможно менять уставшие ряды на свежие и оттаскивать раненых.
Не убивать, а ранить
Исчез подвоз воды, а во время тяжелой битвы под летним палящим солнцем вода приобретает стратегическое значение. Битва началась незадолго до восхода солнца и римляне поздно заметили, что Ганнибал расположил свою армию спиной к нему. Солнце взошло и начало слепить римлянам глаза. Вскоре римский строй схлопнулся, началась давка. Не то что менять уставшую шеренгу на свежую, а и просто замахнуться мечом стало невозможно.
Ганнибал приказал своим воинам не убивать римлян сразу, а лишь ранить их. Раненые воины замедляли движение и мешали своим товарищам.
Это еще больше усиливало хаос и панику в римских рядах.
Армия превратилась в толпу. Солдаты, пытаясь уклониться от ударов и вырваться из окружения, сталкивались друг с другом, падали, образовывая завалы из тел. В этой давке многие погибали от удушья, не получив ни единой раны. Истощение и обезвоживание ослабляло римлян и быстро приводило к панике.
Советы режиссеру
Если современный режиссер будет снимать битву при Каннах в жанре исторического гиперреализма (мне, кстати, нравится маниакальное внимание режиссера к деталям), ему придется снимать контуры толпы и всадников в пыльном мареве. Летом в Апулии стоит жаркая и сухая погода. Тысячи ног и копыт поднимали в воздух огромные облака пыли, которая забивалась в глаза и мешала дышать.
Еще режиссеру следует уделить внимание звукам битвы. Адские устрашающие возгласы атакующих. Вопли от острой боли раненых, переходящие в стоны. Конский топот. Ржание. Крики раненых коней. Глухие удары мечей и копий о щиты. Звонкие удары железа о железо. И тихие стоны тысяч умирающих, сливающиеся в какой-то потусторонний хор. Чтобы микшировать звуковую дорожку сражения, надо иметь железные нервы.
Ну а запахи режиссер не передаст. Самый сильный из них и самый жуткий — это сладковатый запах текущей крови. Но он смешивается с вонью из распоротых животов людей и лошадей. И с тяжелым запахом пота. И слава богу. Кто на такое кино пойдет?
От этих запахов, которые я прямо чувствовал, когда разбирал оборудование, раскладывал штатив и распаковывал объективы, мне стало плохо. Я подумал, что уж если им суждено было появиться, то отлично, что они появились сейчас, — я вытесню их работой, то есть съемкой. Если бы эти воображаемые запахи пришли позже, они бы не отпустили меня до завтра. И хорошо, если до завтра.
Подсчет потерь
Словом, у Ганнибала все получилось. Он обратил численное превосходство римлян и их прославленный строй против них самих. Римляне проиграли сражение вчистую.
Полибий писал о гибели 70 тысяч римских пехотинцев и их союзников, и лишь о трех тысячах выживших из числа пехоты. Что касается кавалерии, то, по его данным, из шести тысяч всадников спаслось всего 370 человек. Почти вся золотая молодежь Рима осталась лежать в Каннах. Из двух консулов выжил один. Погиб Эмилий Павел, тот, который предложил перенести битву в более пересеченное место, где нумидийская конница не смогла бы показать себя в полную силу. Теренций Варрон, который настоял на битве, выжил и с остатками войска отступил в Канузий (нынешняя Canosa di Puglia).
Десятки тысяч тел остались лежать на поле битвы.
В условиях продолжающейся войны и присутствия вражеской армии организация массового захоронения оказалась невозможной. Ганнибал позволил похоронить только высших римских офицеров, включая консула Эмилия Павла. Это было сделано в знак уважения к их статусу и, возможно, с целью продемонстрировать свое великодушие. Что касается рядовых солдат, то их тела остались непогребенными.
Незаметно для себя
Погруженный в мысли о том, как это место выглядело сразу после окончания битвы, когда улеглась пыль, я незаметно для себя закончил съемку. Я снимал все, на что падал мой взгляд, и особо не задумывался. На все про все ушло не больше сорока минут. Я сложил камеру и объективы в рюкзак и побрел к выходу. На всякий случай еще раз зашел на музейный сайт. Он неожиданно заработал. Я обрадовался, купил билет сюда и в Кастелло дель Монте и, выходя, поблагодарил музейного сотрудника. Показал ему купленный билет.
Он молча кивнул головой, показывая, что не сомневался во мне. Мы попрощались, и я сел в машину, чтобы доехать до загадочного замка, который не принимал участия ни в одном сражении и даже не собирался это делать. Небольшое путешествие должно было развеять мои тяжелые мысли.
Замок-календарь
В этом замке нет бойниц, рва, подъемного моста, нет складов для оружия и припасов. Фридрих II Гогенштауфен, внук Фридриха I Барбароссы, император Священной Римской империи, король Сицилии и даже король Иерусалима, заложил в его архитектуру не военную стратегию, а сложную систему эзотерических, астрономических и математических принципов, включая магию числа «восемь». В замке восемь углов, по углам расположены восемь башен, на каждом из этажей восемь залов, двор в центре замка тоже восьмиугольный, а перевернутая восьмерка (ставшая в 18 веке знаком математической бесконечности) еще с незапамятных времен в виде змеи, кусающей себя за хвост, была символом чего-то вечного, цикличного и загадочного. Словом, император заморочился с этим замком не по-детски. Расположение окон и порталов рассчитано с математической точностью. В дни летнего и зимнего солнцестояния, а также в дни равноденствия, лучи солнца падают на определенные архитектурные элементы во внутреннем дворе и залах, создавая уникальные световые эффекты, на которые можно созывать публику. Таким образом, замок работает и календарем, и солнечными часами. Похоже, что Фридрих, один из самых прикольных и просвещенных монархов в истории, писал замок как каменную книгу, в которой с помощью геометрии, света и чисел зашифровывал знания о вселенной, Боге и человеке.
Но, пытаясь по дороге к замку увлечь себя средневековой мистикой, я никак не мог выкинуть из головы мысли о Ганнибале. Как можно было ухитриться победить в трех подряд сражениях, одно из которых до сих пор считается величайшим, уничтожить огромную армию и проиграть войну? В действительности, это оказалось довольно простым делом.
Итоги битвы
Ганнибал не пошел захватывать безоружный, беспомощный, находящийся в глубоком шоке Рим, который лежал от него в десяти дневных переходах. Он продолжил переговоры с Капуей, Неаполем и Тарентом. Переговоры шли медленно и неэффективно. Из захваченного Рима вести эти переговоры ему было бы на порядок проще. Рим постепенно оправился от поражения и собрал новую армию. Если бы Ганнибал сразу после Канн захватил Рим, а вместо сложных переговоров с италийскими городами просто вернул бы им независимость, то Римская республика прекратила бы свое существование, а Римская империя так никогда бы и не появилась. В этом случае мир вокруг нас мог быть совершенно другим. То есть настолько другим, что и вообразить невозможно.
В Европе говорили бы не на романских языках, а на кельтских и германских, папа Римский не сидел бы в Риме, да и вообще появление христианства было бы под большим вопросом, потому что Рим бы уже не захватил Иудею, Понтий Пилат не распял бы Христа, Константинополь не назвался бы вторым Римом, а Москва не претендовала бы на звание Третьего. Да и Латинская Америка не стала бы Латинской. Не было бы никакого Средневековья и никакого Возрождения. Словом, наша цивилизация оказалась бы совершенно иной. Какой — невозможно себе представить. Но всего этого не произошло. Десятки тысяч римских легионеров и солдат Ганнибала погибли напрасно. И я не хочу рассуждать, хорошо или это плохо для нас сегодня. К лучшему или к худшему. Но они погибли напрасно.
