Писатель Борис Лейбов специально для «Сегодня» продолжает анализировать современную литературу на русском языке. В новой колонке он рассказывает о «Сказке» великого Владимира Сорокина и о том, как она превращается в быль (и от этого всем страшно).
Солнце русской прозы, к счастью, никуда не закатилось и произвело на свет «Сказку». Новый текст Сорокина, ошибочно называемый романом, таковым не является. Жанр текста безусловно соответствует названию текста. Перед нами сказка, написанная живым классиком, толстовским братом по разуму и чеховской сестрой по духу.
На канале «Армен и Федор» есть замечательное видео о лучших первых предложениях литературных произведений. Жаль, что «Сказка» вышла годом позже, иначе фраза «Как же все-таки хороши родные помойки весною» оказалось бы в финалистах.
Сказка начинается с блуждания Ивана-дурака по свалке — источнику жизни в постапокалептической России. Пережившие «ядрёху» откатились в безмонетный период (Иван покупает секс за копченого ежа), ночуют в землянках, промышляют охотой, ловлей рыбы и поиском по кладбищу предшествующей цивилизации — по свалке. В первой части книги Владимир Георгиевич заменяет все «и» на «да», а «если» на «коли», и, взяв фольклорную ноту, водит читателя следом за летовским дурачком, который ныряет не в землю, а в березовый пень. Березовый пень наполняет сорокинский мир абсурдом, как Воскресенский мост гоголевский «Нос». Казалось бы, какая разница, в какой пень нырять и на каком мосту торговать «очищенными апельсинами». Но разница есть. Каждая бессмысленная деталь — кирпич в намеренно бессмысленном мире.
Про жизнь Ивана до путешествия мы знаем немного: дед «куда-то» пропал, дом сгорел в войну, отца убило дроном… Это единственное место в тексте, максимально приближенное к действительности. Стоит осмотреться, открыть новости, пролистать ленту, как становится понятно, что сорокинская «ядреха» на наших глазах становится былью.
Попав в пень, Иван обнаруживает чудище о трех головах: Толстой (который «его сиятельство»), Достоевский и Чехов. Вот три слона, на которых покоится свалка русской культуры, оставшаяся на поверхности. Под землей Ваню ждут три испытания, вызванных дуновениями великих писателей прошлого, а нас ждет читательская радость.
Сорокин «с легкостью перелистанной страницы» заговорит с нами попеременно языками Толстого, Достоевского и Чехова.
Зачем это автору? Да просто потому что может. Зачем это лично мне? Затем же, зачем ходят на аттракционы. Из запоминающихся — веление «сучьего потроха» вместо «щучьего», марсианская статуя Маска, замеревшая в римском приветствии солнца, и говорящая сорока, с подбитым крылом, веселящая честной народ по кабакам своим «я царррррррррь».
Читайте также
Песня о безответной любви к родине. «Zoo, или Письма не о любви» Виктора Шкловского
Курортный роман. О новом «эмигрантском романе» Антона Секисова
Путеводитель по молодому Набокову. «Счастье» Вячеслава Курицына
