«Сегодня» запускает новый специальный проект о современной русскоязычной прозе и драматургии.
Нас интересуют тексты, которые работают с сегодняшней реальностью — в том числе, со сложными категориями войны, насилия, миграции, медиа, веры, технологических утопий и их крахом. Мы хотим давать читателю не «вечные ценности» в вакууме, а живые тексты, написанные людьми, которые находятся внутри этих процессов — в разных странах, на разных языках, но продолжают думать и писать по-русски.
В рамках проекта мы будем публиковать пьесы, повести и монологи целиком (с разрешения авторов) или фрагментами, если того требует формат. В центре внимания — не «скандальность» или «актуальная повестка» как таковые, а то, как язык и форма отвечают на катастрофы настоящего: политические, военные, экзистенциальные, медийные.
Первый текст проекта — новая пьеса драматурга Эстер Бол [Esther Bol], написанная в 2025 году. Эстер работает на русском языке; ее пьесы шли в крупнейших российских театрах, переведены на европейские языки и поставлены в разных странах. Почти четыре года назад она покинула Россию и сменила имя. «Инфракрасное», созданная уже в эмиграции, продолжает эту биографию разрывов: это пьеса о границах и гражданстве, о reality-шоу, в котором разыгрывают право на «лучшую жизнь», о войне, религии, экономике внимания и цене человеческой жизни.
Текст строится как многоуровневое шоу: шоу внутри шоу, расследование внутри спектакля, медиа-реальность, которая поглощает любую трагедию и превращает ее в контент. Несколько сюжетных линий — личные истории беженцев, политическое насилие, религиозный опыт, научная утопия — сходятся в общем ощущении дегуманизации и конца мира, который превращен в зрелище. Но это, разумеется, не только пьеса «про ужас», а и пьеса про сопротивление, про ответственность, про то, что еще можно (и нельзя) сделать с человеческим телом, голосом и верой, когда все остальное разрушено.
Мы публикуем «Инфракрасное» в шести частях в течение шести недель — вместе с авторскими иллюстрациями, созданными Эстер Бол в сотрудничестве с нейросетями. Для нас важно не только содержание пьесы, но и ее визуальная и технологическая оболочка: как ИИ-изображения меняют восприятие театрального текста и что происходит, когда «инфракрасное видение» делегируется машине.
Как читать пьесу, если это текст для театра?
ПАМЯТКА
Пьеса — не роман и не репортаж. Это партитура возможного спектакля. Читать ее имеет смысл иначе, чем прозу.
1. Думайте о пьесе как о сцене, а не о странице.
Представляйте пространство, источник света, расстояние между персонажами. Где стоит телефон? Где камера? Кто сейчас в кадре, а кто — «за сценой», но влияет на происходящее?
2. Обращайте внимание на ремарки.
Ремарки у Эстер Бол важны не меньше реплик: через них заданы правила игры, темп, неловкость, паузы, шум, «ничего не происходит». Это тоже текст, а не «техническое приложение».
3. Не бойтесь читать вслух хотя бы фрагменты.
Эта пьеса построена на голосах, сбоях, интонациях, смене регистров. Реплики героев по-другому звучат, когда их произнести.
4. Отслеживайте, кто сейчас говорит и откуда.
Здесь постоянно меняется перспективa: участники шоу говорят друг с другом, с ведущими, с невидимым зрителем, с богом, с прошлым «я», с камерой. Важно замечать, кому адресована речь в данный момент.
5. Разделяйте персонажей и автора.
Никакое высказывание внутри пьесы нельзя напрямую приписывать драматургу. Оскар, Верещагина, Оксана, Тит и другие говорят из своих травм, биографий, интересов шоу — а не от имени авторки или редакции.
6. Замечайте моменты физического дискомфорта.
В пьесе много насилия — политического, сексуального, символического. Важно фиксировать, где вам трудно читать и почему: именно там текст работает с границами допустимого и с вопросом, что можно показывать в прямом эфире.
7. Помните о «театре в голове».
Вы можете мысленно «кастовать» актеров, менять язык, страну, тип площадки (телестудия, малая сцена, гараж, онлайн-стрим). Пьеса не привязана к одной национальной рамке — это сознательно заложено в ее структуру.
8. Вопросы важнее ответов.
Пьеса не предлагает готовой морали и не подсказывает, «кто прав». После чтения полезно задать себе несколько прямых вопросов: кого я готов сочувственно слушать? кому верю меньше всего? что для меня в этом тексте «слишком» и почему?
Контент-предупреждение
Если вам сложно воспринимать описание сцен жестокости и сексуализированного насилия, то стоит заранее подумать, хотите ли вы читать этот текст и в каком темпе; допускается читать его частями, с паузами, или остановиться.
Авторская орфография и пунктуация полностью сохранены.
Esther Bol
ИНФРАКРАСНОЕ
Всегда ЮБ
В условиях слабой освещенности или абсолютной темноты камеры могут использовать инфракрасное изображение. Инфракрасный свет невидим для человеческого глаза, но его могут обнаружить специальные датчики. Это позволяет получить чёткое изображение, даже в полной темноте.
По условиям шоу нельзя называть страну. Кто-то в процессе, вопреки правилам, проговаривается, кого-то можно вычислить, о ком-то домыслить.
ЛИЦА (по алфавиту)
АШТИ
ВЕРЕЩАГИНА
МЕРАН
ОКСАНА
ОСКАР
ТИТ1 часть
Интро
Стерильное пространство. Шесть человек. Публичность, неловкость. Неловкость — тоже предмет перформативности; и предмет шоу. Шоу разворачивается.
Ничего не происходит.
Что-то происходит: звонит телефон. В этом пространстве находится старый проводной, может, даже дисковый телефон. Он в каком-то центре. Или не в центре — неважно. Он центр сам.
Телефон звонит. Замешательство.
В конце концов Оскар идёт и берёт трубку.
ОСКАР. А-лло...
Слушает.
ОСКАР. Меня благодарят, что я взял трубку и просят передавать первые инструкции. Участникам и зрителям. (Далее он — через паузы — повторяет или пересказывает то, что ему говорят.) Как вы знаете, мы находимся на открытых съёмках реалити-шоу "Интенсив". В этом эпизоде на кону гражданство. Один из нас шестерых тот, кто победит, как вы знаете, получит гражданство. Привилегию быть по эту сторону границы, а не на дне. Остальные получат... ничего не получат. Остальных не впустят, вышлют, и они будут продолжать как раньше, или хуже; как придётся, короче. Это мы все знаем. Съёмки проходят в реальном времени. Камеры работают. Эфир прямой. Зрителей в студии они еще раз просят отключить мобильники. Инструкции мы и дальше будем получать по этому телефону. Они просят нас впредь брать трубку быстрей.
ВЕРЕЩАГИНА. То есть ведущего не будет?
ОСКАР. Они сейчас объяснят правила первого тура. — Да, я внятно донесу, уж постараюсь. — Так. ...Каждый из нас заготовил заранее три факта о себе из разных периодов жизни. Один из фактов ложный, а два истинных. Это мы знаем, да. Участники презентуют эти факты. Каждый в телефоне голосует, какой по его мнению факт блеф. Итоги оглашаются сразу после тура. — Минуты? — Короче, они подсчитают, сколько раз каждый смог обмануть и сколько раз сам угадал чужой неверный факт, и на основании этого выдадут каждому сколько-то минут эфирного времени, экранного времени, которое в течение шоу можно будет потом использовать, чтобы рассказать о себе что-то, за что вас... за что нас полюбят. Алло... Повесили трубку.
ОКСАНА. А когда начинать?
ОСКАР. Видимо, сейчас.
МЕРАН. Видимо, наша растерянность — тоже элемент шоу. Растерянность и заброшенность.
ТИТ. И конкурентство.
Телефон звонит опять. Оскар поднимает трубку. Слушает коротко.
ОСКАР. Звонили сказать, что нельзя называть свою страну и вообще страны. Реклама и антиреклама стран запрещены. Говорят начинать.
МЕРАН. Я начну.
1 тур; "приветствие"
Каждый предлагает по три факта.
МЕРАН. Ну, допустим... Я провел в тюрьме столько лет, сколько у большинства из присутствующих прошло от первого шага до первого коитуса. В тридцать лет я нашел клад и потратил его на три с половиной высших гуманитарных образования. Даже не знаю, какой еще факт выбрать — все такие вкусные. Когда я был уличным художником в Дубровнике, моя бывшая девушка смотрела на мой красный берет по гугл-снимкам из космоса. (Я всегда работал в одном и том же месте: перекресток улицы Ива Войновича и улицы Джозепа Косоря.)
ОКСАНА. Раз. Когда я выезжала из своей страны в первую неделю войны, из оккупированных территорий, я ехала в машине соседей. Нас остановили на блок-посту, у нас проверили документы. Рядом была ещё одна машина, в ней семья, ещё лабрадор из окна высовывался. Нам сказали: езжайте. Им сказали: езжайте. Мы поехали. Метров через пятьдесят по ним выстрелили из танка. По нам не выстрелили. Два: мой дом (9 этажей) уничтожен ракетой. Три: в детстве я написала письмо королеве Великобритании и получила ответ с извинениями за задержку. Я спрашивала у нее, а правда ли, что у корги — это боевые ездовые псы фей, как в верованиях уэльских фермеров. Ответ пришёл действительно слишком поздно.
ТИТ (он читает заготовленное). Однажды в стране, языка которой не найдешь в Duolingo, я шел неделю через перевал, и вкладывал в кеды крапиву, чтобы согреться. Однажды в другой стране, языка которой не найдешь в Duolingo, я нашел сокола с зашитыми глазами. Соколам зашивают глаза, приручая их. С зашитыми глазами они теряют ориентацию и начинают считать, что их хозяин — их бог и царь. Но этот сокол, должно быть, так любил свободу, что улетел и во тьме. Однажды — это было в иньшей стране — я выучил язык жестов из-за любви.
АШТИ. Главный факт. Открытие, над которым я работала... Открытие, над которым я работала до того, как в моей стране пришли к власти религиозные фанатики, могло бы изменить жизнь на Земле — не верите? Если бы мне чудом не удалось пересечь границу, я бы была или обезглавлена, как мой дядя — вы можете найти видео в YouTube… …а знаете, кстати, почему обреченные на этих видео такие спокойные? Потому что делается до 20 репетиций... Их выводят раз за разом на казнь и раз за разом это оказывается репетицией... И потом у них уже не остается сил ни на что, кроме обреченности.... (Уже некоторое время звучит сигнал нарушения регламента). …так вот, если б меня не обезглавили, в лучшем случае я была бы отправлена в сексуальное рабство, как мои коллеги, женщины из института, кандидаты и доктора наук, на которых надели паранджу и запретили им что-либо, кроме как раздвигать ноги или мыть полы... (Звучит сигнал.) Третий факт... У меня на спине татуировка, на которой Эйнштейн делает массаж стоп Марии Кюри.
ВЕРЕЩАГИНА. Первый факт. Я была журналисткой на государственном канале и, когда ее страна начала войну, забежала в прямой эфир и за спиной ведущего показала плакат о том, что эта война и эта страна преступна. Второй факт. Я родом из страны, в которой с некоторых пор всех бездетных женщин детородного возраста отправляют принудительно на фронт, на войну. Третий факт (стыдный). В детстве я узнала, что пауки ткут паутину из слюны и стала оставлять им немного своей слюны в тайных уголках квартиры — в помощь.
ОСКАР. Вообще-то я куда больше люблю факты про других, чем про себя. Но попробуем. Когда в моей стране начались серьёзные беспорядки и серьезная резня по типу "восстание снизу", я ночью выбрался из своей комфортабельной квартиры и успешно прятался неделю в пустой палатке бездомного под мостом. Когда я был студентом, у меня дома жила пара аксолотлей (погуглите если не знаете, но в целом это молодые саламандры). Моя девушка, уходя от меня, решила мне реально ужасно отомстить, засунула их в холодильник, еще и задвинула и заставила, так что не найти. Я нашел их где-то через неделю и просто отогрел. Она не знала, что аксолотли в холоде впадают в спячку, и когда она потом решила ко мне вернуться... Впрочем, неважно. А я смотрел на двух аксолотликов, воскрешающих аксолотликов, лежащих вот так у меня на двух ладонях, и мне казалось, что я бог. Один раз я гостил в некой стране, которую часто обстреливают ракетами соседи, но в мировых новостях этого никогда не показывают ("загадка"). Мы пошли с друзьями на кладбище к общему другу, погибшему на войне. ...Когда зазвучала сирена, мы понимали, что до бомбоубежища не добежать, и провели обстрел вшестером, прижавшись друг к другу в уютном склепе. Как в консервной банке. Оставляю вам возможность пошутить про то, каково это прятаться от смерти в могиле. Кстати, двое парней в этом склепе, наконец, поняли, что их тянет друг к другу и, наконец, сошлись.
МЕРАН. .........И что теперь?
ОСКАР. Вероятно, результаты.
Приветствие окончено. На экране высвечивается количество минут, который каждый получил за этот конкурс. Оно в диапазоне от 0 до 10 даже может быть. (Мы не знаем (и не узнаем(?)), какие из фактов были ложными, какие истинными.)
ОКСАНА (у неё хороший результат, немало минут). Эти минуты можно взять когда угодно? Я хочу сейчас, я беру сейчас. Да?
ОСКАР. Да, можно попробовать рассказать что-то, за что вас полюбят.
ОКСАНА. Чтобы взять их, достаточно просто сказать. "Я их беру?" Я их беру. Беру... половину, будь что будет. Я хочу рассказать вам про мою дочь. Это несложно. Это сложно. У меня перед глазами её лицо. Острые скулы, темно-русые локоны. Глаза вот такие зеленые. И она вот так морщит лоб. Откуда я знаю? Это лицо её отца. Его нет вот уже три месяца. Он был обречён. Как вы знаете (возможно), моя страна ведёт войну. Это уже третья за мою жизнь война, которую моя страна ведет с другой страной, которую мы называем Мордор. Как вы знаете (возможно) мужчин моей страны не выпускают за ее пределы. Знаете, до начала войны я была большой феминисткой. Считала, что мужчины должны сказать спасибо, за то, что мы хотим только равенства, а не мести. Шучу... Когда это было всё — я не помню уже. Сложно вспомнить мир до начала, мир до начала этой войны или войн. В какой-то момент война начинается. В какой-то момент война начинается заново. Просто ракеты летят в города твоей страны, ракеты и бомбы. И твой сосед по лестничной клетке, восьмидесятилетний дедушка, вывешивает каждый день на дверь записку с датой дрожащим почерком. Просто, чтоб сказать миру, что он ещё жив. Больше нет. Твой дом разрушен ракетой, тебе присылают в эмиграцию фото пепелища. Но не будем перескакивать. Начинается война, ты принимаешь решение ехать и ты очень-очень долго едешь. Поезда как во Вторую мировую — просто все набиваются в них до предела; вокзалы, где в гущу людей иногда попадают ракеты... Или ведешь машину три дня без сна; и потом ты наконец оказываешься по ту сторону. И потом понимаешь, что если бы у тебя был другой пол, ты бы там не оказалась. Не оказался. Равенство. Понятно, что равенство миф и туфта. Равноправие? Хотя бы равноправие. Не очень-то работает. Если ты мужчина, ты должен идти в окоп. На каком основании, если ты женщина, ты избавлена от этого? На том, что у тебя есть отверстие, в которое тебя изнасилуют взводом, если ты попадешь в плен. Резонно. Кто-то так заботится о твоем отверстии? На том основании, что из этого отверстия ты можешь производить новых граждан? Резонно. Что ж. Что ж. Некоторые мужчины даже переодевались в женщин, чтоб пересечь границу. Было в новостях, поймали одного. Такая травестия поневоле. Что ж, что ж.
Он был на передовой, мой любимый. Как вы это себе представляете "на передовой"?
Пятьдесят атак в день. "Малых штурмовых групп": две-три пятёрки. От посадки к посадке. Это смертники, и они просто прут. За ними загрядотряд, им одна дорога. И ты строчишь по ним из окопа из пулемета. Потому что если они дойдут — всё. И так с октября по февраль. Окопы залиты водой выше колена. Водой — ? Их сектор находился на городской свалке. Жижа с дерьмом. Со всем дерьмом, которое только производит цивилизация. А зимой температура ночью минус пять, днем ноль. И всё это смёрзшееся в кашу, в ледяную кашу, которая ещё не лед, но уже ад, как в девятом круге, и ты стоишь в этом по колено... Вы думаете, он для этого был рождён? Он сидел в кофейнях и в барах, как все, он разрабатывал приложения, он убирал локоны в хвостик. У него пальцы знаете какие были? Он по клавишам мака ими стучал как по клавишам Steinway. А когда я приехала, у него уже не было четырёх пальцев. 40% пальцев рук. Обморожение. Мы встретились. Бывает же у человека отпуск, увольнение? Бывает же так, что после окопа с жижей дерьма со льдом ты оказываешься в тёплой кровати. Ранение, повезло, повезло несказанно. В тёплой кровати с женщиной, которая приехала к тебе под бомбы, потому что... потому что она женщина, потому что ей можно границу пересекать. Туда-сюда, почему нет. Любовь на расстоянии как остановка мгновения Фауста. Заморозка. Эта женщина хранила твоё наслаждение у себя между ног. Всё это время. И вот она, любя тебя, вспоминая месяцами ночами твои пальцы, твои пальцы, от которых теперь осталось 60%, твои локоны в хвостике, твои скулы, глаза вот такие и как ты морщишь лоб; она приезжает к тебе и обнимает тебя в тёплой кровати. Привозит тебе свои отверстия, хоть тебя больше и нет. Пустые глаза, забинтованные пальцы, обречённость. Месяцы огня и дерьмого льда позади. Запах смерти. Сотни, тысячи убитых вот этими вот руками врагов, врагов, которые пришли на твою землю. Вы оба видите, что тебя больше нет. И она воет под тобой по тебе. По тебе, которого они убили. По тебе, которого они убьют. И ты бьешься в ней посмертно. Предсмертно. И она понимает: последнее, что она может сделать, как женщина, как человек, как влюблённая, как уроженка, гражданка этой страны, последнее — это вывезти в себе, в своей матке твою сперму, вывезти через границу её, раз не может вывезти тебя. Твои пальцы, твои скулы, твои локоны. И она обнимает руками твой бритый череп, и она кричит. Господи, до чего же беспощадно..... Мужчина погибает через два месяца после этой ночи. Три месяца, как его нет. Женщина вывозит в себе через границу контрабандой его сперму. Его локоны, его убитую улыбку, его дочь. Пять месяцев как она растит в себе его дочку. Вот. Вот рассказала. Вот то, что я хотела сказать вам.
Пауза.
ОКСАНА. ................ что больше никто не хочет брать минуты сейчас?
Никто пока не хочет.
ОКСАНА. Я здесь не для себя. А для неё. И для него. Мне надо еще раз суметь пересечь границу.
Пауза.