Это вторая часть спецпроекта о судебной реформе, где мы вместе с вами подробно разбираемся в том, что она из себя представляет, дабы у каждого была возможность сделать собственные выводы. В прошлый раз мы говорили о том, как возникла идея реформы, что значит конституционная революция, что скрывается за понятием «судебный активизм» и кто в Израиле назначает судей. Мы также проследили хронологию событий и то, как менялось отношение общества к происходящему. Если пропустили — прочитать первую часть можно здесь: «Судебная реформа в Израиле: откуда она взялась и почему расколола страну».
Сегодня же мы поговорим о принципе разумности. Что это такое? Как он появился в судебной практике? И почему одни хотят его отменить, а другие, наоборот, защищают, называя последним оплотом демократии в Израиле?
Первое упоминание принципа разумности: дело «Дапей захав»
Отправной точкой в истории принципа разумности стало дело 1980 года — «Дапей захав» («Желтые страницы»). Компания, выпускавшая телефонный справочник с рекламой, подала иск в Верховный суд (БАГАЦ), утверждая, что одно из государственных учреждений поступает неразумно. Суть претензии была в том, что чиновники много лет подряд размещали рекламу у одного и того же подрядчика, даже не объявляя тендер. «Дапей захав» настаивали: они тоже достойные кандидаты, и отказ открыть конкурс нарушает принципы честной конкуренции и сам по себе является неразумным решением.
Верховный суд иск отклонил. Судьи посчитали, что государственный орган вправе сам решать, с кем ему удобнее работать, и не обязан каждый раз объявлять новые торги. Это отражало еще консервативный подход суда — минимальное вмешательство в решения исполнительной власти.
Однако главное другое. Судья Аарон Барак впервые четко сформулировал идею, которая позже определит развитие израильского права: даже при отсутствии формального нарушения закона государственное решение может быть отменено, если оно само по себе неразумно, нелогично, несоразмерно или противоречит здравому смыслу. Иначе говоря, «неразумность» стала самостоятельным основанием для отмены решений исполнительной власти. Именно эта мысль заложила фундамент будущего судебного активизма в Израиле.
Переломный момент: «Прецедент Дери–Пинхаси»
Следующий шаг в развитии принципа разумности произошел в 1993 году. Он вошел в историю под названием «прецедент Дери–Пинхаси». Тогда премьер-министр Ицхак Рабин собирался назначить на министерские должности двух представителей партии ШАС — Арье Дери и Рафаэля Пинхаси.
Против обоих уже велись уголовные дела по обвинениям в коррупции. В отношении Дери процесс только начинался, а по делу Пинхаси следствие застопорилось из-за его депутатской неприкосновенности. При этом в израильском законодательстве не было нормы, которая прямо запрещала бы премьеру назначать на посты людей, находящихся под следствием, но не осужденных. Само по себе уголовное дело не считалось юридическим препятствием для работы в правительстве.
Тем не менее, несколько общественных организаций обратились в Верховный суд, заявив, что такие назначения несовместимы с принципами чистоты власти. Суд встал на их сторону и обязал Рабина уволить Дери и Пинхаси. Прямой нормы, которая позволяла бы вмешаться в кадровую политику премьера, не существовало. Решение судьи основывалось на другом аргументе: хотя формально закон не нарушен, такие назначения «неразумны» и подрывают доверие граждан к правительству. Это стало первым случаем, когда Верховный суд напрямую вмешался в кадровые решения премьер-министра.
Юридический советник против премьера
Не менее важным последствием этого дела стало усиление роли юридического советника. Рабин, готовясь к процессу, обратился к нему за защитой в Верховном суде. Это выглядело естественно, потому что именно юридический советник традиционно представлял премьер-министра в судебных делах. Однако на этот раз все пошло иначе. Советник отказался поддерживать Рабина. Более того, он открыто заявил, что не считает назначение Дери и Пинхаси законным и полностью разделяет доводы общественных организаций, подавших иск. По сути, главный юрист правительства выступил против своего же премьер-министра.
Рабин был поражен и настаивал, что юридический советник обязан выступать в суде на его стороне. Однако тот ответил иначе: его долг — представлять не самого премьер-министра, а все правительство. Он может передать суду аргументы главы кабинета, но его главная обязанность — указать, что соответствует закону. А если позиция премьера расходится с правовыми нормами, защищать ее он не обязан. В итоге на заседании советник действительно представил аргументы Рабина, но одновременно заявил, что считает их несостоятельными.
Возник вопрос: допустимо ли, чтобы юридический советник представлял в суде сразу две разные позиции? В решении Аарон Барак пояснил, что на самом деле советник выражает только одну позицию — официальную линию правительства. Она определяется его собственным юридическим заключением. Все остальное, включая доводы премьера, может прозвучать в суде лишь как дополнительная информация, но не как линия власти. Иными словами, подлинное мнение правительства формулирует юридический советник, а не премьер-министр.
С этого момента каждый юридический советник получил возможность останавливать действия министра. Если он считал решение незаконным или неразумным, он имел право не представлять его в Верховном суде. На практике это означало, что без его согласия инициатива министра могла так и не быть реализована.
Четыре принципа разумности по Аарону Бараку
После дел «Дапей захав» и «Дери–Пинхаси» председатель Верховного суда Аарон Барак превратил критерий разумности (илат ха-свирут) в полноценную юридическую доктрину. С этого момента по принципу разумности суд мог отменять решения правительства или чиновников, даже если они не нарушали формальных норм закона. В ряде постановлений Барак сформулировал четыре ключевых правила, определяющих, в каких случаях такое вмешательство допустимо.
1. Самостоятельное основание. Неразумность может сама по себе быть причиной для отмены решения, даже если процедура не нарушена. Ранее «неразумность» считалась лишь дополнительным аргументом к другим ошибкам, но Барак сделал ее полноценным критерием.
2. Объективная оценка. Суд должен исходить не из личных взглядов судей, а из стандарта «разумного чиновника» — усредненного профессионала, действующего ответственно. Если решение явно отличается от того, как поступил бы такой чиновник, оно подлежит отмене.
3. Крайняя неразумность. Суд может вмешаться только тогда, когда решение выходит за рамки допустимого: оно настолько абсурдно или несоразмерно, что «ни один разумный госслужащий так бы не поступил».
4. Нарушение баланса факторов. Даже если все аргументы учтены, суд может отменить решение, если вес факторов был распределен неверно: одним придали чрезмерное значение, другим — слишком малое. Этот пункт вызывает наибольшие споры, потому что он особенно субъективен и дает судьям широкие возможности для вмешательства.
В чем спор?
Главный вопрос заключается в том, может ли «неразумность» сама по себе быть достаточным основанием для того, чтобы отменить решение правительства или госоргана?
Сторонники активистского подхода (они же противники судебной реформы) считают, что да. По их мнению, если шаг власти выглядит абсурдным, нелогичным или противоречащим базовым общественным нормам, Верховный суд обязан вмешаться и остановить его. Иначе государственная машина рискует превратиться в инструмент произвола. В Израиле ситуация особенно чувствительная, так как у страны нет конституции, и именно суд играет роль единственного рычага, который способен удерживать власть в рамках.
Сторонники более консервативной линии (они же сторонники судебной реформы) настаивают на другом. Суд, говорят они, не должен подменять собой политику. Для вмешательства необходимо четкое и очевидное нарушение закона. Если же формально закон соблюден, то вопрос здравого смысла или целесообразности должен решаться на политическом уровне — теми, кого избирает народ, а не назначенными судьями. К тому же принцип разумности, по их мнению, слишком субъективен: разные судьи могут по-разному оценивать одни и те же обстоятельства. Здесь мы возвращаемся к ключевому доводу — судей никто не выбирает, в отличие от депутатов и правительства. Получается, что назначенные люди способны блокировать решения тех, кого страна выбрала большинством голосов.
Как Кнессет отменил принцип разумности, а Верховный суд признал это решение неконституционным
26 июня 2023 года, в рамках судебной реформы, Конституционный комитет Кнессета объявил о намерении вынести на голосование отмену принципа разумности. Этот шаг фактически лишал Верховный суд возможности блокировать решения правительства, признавая их «неразумными».
Страну вновь охватила волна массовых протестов. Но, несмотря на это, 24 июля Кнессет утвердил поправку к Основному закону «Судебная власть», которая отменяла принцип разумности. Закон был принят большинством в 64 голоса при полном бойкоте оппозиции. В тот же день по всей стране вспыхнули новые акции. Демонстранты перекрывали шоссе, блокировали крупные развязки и усиливали давление на правительство. Массовые протесты продолжались до осени и фактически прекратились лишь после начала войны 7 октября, когда страна столкнулась с новой реальностью.
Но на этом история не закончилась. Движение за чистоту власти, Коллегия адвокатов, а также движения «Омец» и «Даркейну» подали ходатайства в Верховный суд с требованием восстановить принцип разумности. И 1 января 2024 года БАГАЦ отменил закон об отмене принципа разумности, признав его неконституционным. За восстановление этого критерия проголосовали 8 судей из 15. Таким образом, впервые в израильской истории высшая судебная инстанция аннулировала Основной закон, принятый Кнессетом.
Реакция
Министр юстиции Ярив Левин, автор судебной реформы, резко раскритиковал решение суда. По его словам, БАГАЦ в одностороннем порядке присваивает себе новые полномочия и тем самым ослабляет национальное единство в условиях войны. Он отметил, что ситуация, в которой Кнессет не может принять даже Основной закон без согласия суда, фактически лишает избирателей их демократических прав. В то же время Левин подчеркнул, что даже с таким вердиктом правительство обязано действовать ответственно и не выходить за рамки закона.
Совершенно иначе отреагировал лидер оппозиции Яир Лапид («Еш атид»). Он назвал решение суда итогом года тяжелых раздоров, обернувшихся для страны крупнейшей трагедией, и заявил, что его партия полностью поддерживает БАГАЦ. По мнению Лапида, суд выполнил свою историческую миссию и восстановил баланс в системе власти.
*****
На этот раз последнее слово осталось за Верховным судом. По крайней мере, так может показаться на первый взгляд. Ведь уже в марте этого года Кнессет принял закон, меняющий состав комиссии по назначению судей. Этот шаг вызвал новую волну споров о том, кто в конечном счете определяет правила игры в израильской демократии — парламентское большинство или судебная система. Но об этом мы поговорим уже в следующий раз.