Сюжеты - Ближний восток

Визуалы в огне — текущие протесты в Иране как поле битвы символов

Новая колонка Гершона Когана о том, как то, что люди видят, влияет на то, что они делают и чувствуют

Иранская журналистка Нада Амин на демонстрации в поддержку иранского народа

Иранская журналистка Нада Амин, получившая убежище в Израиле, на демонстрации в поддержку иранского народа и его протестов против иранского режима у Яффских ворот в Старом городе Иерусалима, январь 2018 года, фотоиллюстрация. Фото: Хадас Паруш/Flash90

На этой неделе колумнист «Сегодня», доктор наук, востоковед, иранист Гершон Коган разбирает, как иранские протесты превращаются в визуальную войну символов. От перевернутого слова «шах» в 1979-м до мемов с «крабом»-гербом и флагов «Лев и солнце» в 2025-м — он показывает, почему орнаменты и лозунги на улицах Тегерана могут быть важнее танков, и как народная ирония подтачивает фундамент теократии.


В первые дни сентября 2025 года Иран снова на грани взрыва: экономический кризис, усугубленный санкциями и последствиями июньской войны с Израилем, вылился в уличные протесты в Тегеране и других городах. По данным иранских СМИ, таких как газета Javān (орган Корпуса стражей исламской революции), власти предупреждают о риске «цветной революции», спровоцированной внешними силами — в первую очередь, Израилем и США, — на фоне инфляции, достигшей 40% по официальным данным, и резкого роста цен на базовые товары.

Протесты вспыхнули после аферы с компанией Farhan Diesel, где жертвы мошенничества — обычные иранцы, лишившиеся сбережений, — вышли на улицы у Экономического суда Тегерана, размахивая самодельными плакатами с перечеркнутыми гербами режима и лозунгами «Долой воров!». Это не отдельный инцидент: по оценкам аналитиков Института изучения войны, экономические трудности, включая удары по нефтяной инфраструктуре от израильских атак в июне, подталкивают к массовым беспорядкам, где визуальные символы — флаги с замазанными эмблемами, граффити на стенах с перевернутыми шахскими мотивами — становятся оружием протестующих.

Но здесь странно не то, что происходит, а то, чего нет: отсутствие официальной реакции на растущий сарказм в уличном искусстве. Обычно режим давит протесты силой, но сейчас, на фоне ожидаемого нового израильского удара (прогнозы говорят о периоде с начала сентября по октябрь), власти фокусируются на пропаганде — лозунгах вроде «Марг бар Эсраиль» (Смерть Израилю), вышитых на флагах и баннерах, — вместо того чтобы заметить, как народ переворачивает эти символы против них самих. Визуальная война, где каллиграфия и орнаменты служат манифестами, возобновилась с новой силой: студенты рисуют на хиджабах призывы к свержению, а в соцсетях мемы с «крабом»-гербом множатся, подрывая идеологию изнутри.

Мем об иранских символах, сверху флаг режима, внизу дореволюционный символ, лев, ставший знаком оппозиции

Эта эскалация — не просто экономический бунт, а напоминание о хрупкости теократии: символы, предназначенные для единства, теперь сеют раздор. Для Израиля, живущего под постоянной тенью иранской угрозы, это сигнал: визуалы — ключ к пониманию, как режим теряет контроль, а мы можем использовать это в своей стратегии сдерживания.

Когда узоры заговорили

На Востоке даже узоры умеют говорить — и порой громче, чем политики. Эта истина раскрылась в Москве, на одном из церковных мероприятий, где бывший тогда патриарх РПЦ Алексий II предстал в полном литургическом облачении. Среди гостей был Евгений Примаков — выдающийся советский и российский востоковед-арабист, человек, чья репутация в Израиле омрачена его антиизраильской позицией, несмотря на галахическое еврейство. Но в тот день он проявил себя как знаток арабской культуры. Внимательно разглядывая парчовое облачение патриарха, Примаков вдруг спросил: «А вы знаете, что написано на вашем одеянии?» — «Ну как? Ничего не написано. Это же узоры!» — удивился Алексий. — «Да нет. Здесь написано “Аллах акбар” — Аллах велик, а вот здесь — “Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммад — посланник Аллаха”». — «Где вы эту парчовую ткань покупали?» — продолжил Примаков. — «В Сирии…» — растерянно ответил патриарх. — «А-а-а!» — с иронией заключил востоковед.

Этот случай, услышанный в журналистских кругах, — не просто анекдот. Орнамент, казавшийся декором, оказался исламским манифестом, вплетенным в ткань для православного обряда. Никто, кроме арабиста, не заметил подвоха.

Иран довел эту игру до совершенства. Его флаг, принятый в 1979 году, — не просто триколор: вдоль краев белой полосы куфической вязью вышито 22 «Аллах акбар», отсылающих к 22 бахмана, дню исламской революции. Эмблема в центре — стилизованное слово «Аллах», символизирующее веру, меч и теократию. Но иранцы, с их неистребимым чувством юмора, прозвали эту эмблему «харчанг» — краб. То, что для аятолл — сакральный знак, для народа — объект сарказма. Отсутствие официального ответа на этот народный смех лишь подчеркивает: каллиграфия, призванная сплачивать, становится полем битвы. В Иране узоры и символы — это оружие, которое режим создает, а народ присваивает, превращая святое в насмешку.

Перевернутый шах

Визуальная война не всегда требует красок и размаха — иногда достаточно одного слова, перевернутого вверх ногами, чтобы поставить режим на колени. В 1978–1979 годах, на пике антишахских протестов в Иране, студенты нашли гениально простую форму сопротивления. На стенах, плакатах и листовках они писали слово «шах» — титул Мохаммеда Реза Пехлеви — перевернутым. Без лишних лозунгов, без кричащих манифестов, лишь одно слово, вывернутое наизнанку, говорило больше, чем тома прокламаций. Этот минималистский протест, родившийся в университетах Тегерана и Исфахана, стал символом гнева: перевернутый «шах» означал, что весь режим — его дворцы, армия, нефть — поставлен с ног на голову.

Одно слово, написанное в зеркале, разрушало ауру непогрешимости монарха. Таким образом каллиграфия была превращена в оружие. Режим Пехлеви, привыкший к пышным парадам и пропаганде, оказался бессилен перед этим тихим бунтом. Студенты, вооруженные лишь баллончиками с краской, сыграли серьезную роль в наглядной пропаганде. Этот урок жив и в 2025 году, когда протестующие в Иране замазывают гербы и пишут лозунги на хиджабах, продолжая традицию: буквы, перевернутые или зачеркнутые, бьют точнее ракет. Для Израиля, следящего за иранским хаосом, это напоминание: самые опасные революции начинаются с одного слова, вывернутого наизнанку.

Символы улицы

Уличная пропаганда в Иране — это театр, где асфальт становится сценой, а флаги — мишенями. С 1979 года режим рисует на тротуарах и у входов в университеты флаги Израиля и США, чтобы прохожие топтали их, демонстрируя «презрение к врагам». «Марг бар Исраиль» и «Смерть Америке» — лозунги на баннерах — задают тон. Но в 2020 году, после того, как украинский самолет был сбит КСИР [речь о катастрофе украинского пассажирского самолета рейса PS752 авиакомпании Ukraine International Airlines, который был сбит силами Корпуса стражей исламской революции 8 января 2020 года возле Тегерана — прим.ред.], сценарий дал сбой. Видео из Тегерана, с кампуса университета Шахида Бехешти, разлетелись по миру: студенты, рискуя свободой, обходили флаги, а тех, кто все же наступал, освистывали криками «Позор!». Это был «кукиш в кармане» режиму, чья пропаганда оказалась посмешищем.

Необычное — в дерзости: вместо топтания флагов иранцы, особенно молодежь, превратили асфальт в поле сопротивления. Отсутствие — в молчании властей: официальный Тегеран, привыкший к лояльности толпы, не нашел ответа на этот тихий бунт. В 2022–2023 годах, на волне протестов после смерти Махсы Амини, традиция продолжилась: граффити с зачеркнутыми лозунгами «Марг бар Исраиль» и флагами без эмблемы стали символами отказа от ненависти. В 2025 году, когда режим ужесточает цензуру, такие акты — редкость, но они живут в соцсетях, где иранцы публикуют видео обходов, подчеркивая: их враг — не Израиль или США, а собственная власть. Для Израиля это сигнал: иранский народ разрывает цепи пропаганды, шаг за шагом, не наступая на звезды и полосы.

Даже более того: в разгар войны в Газе в Тегеране то тут, то там можно было наблюдать вывешенные израильские флаги. Нужно понимать, что те, кто их вывешивал, шел на серьезный риск.

Визуальная война за пределами Ирана

Иранская визуальная война вышла за пределы Тегерана, превратив диаспору и соцсети в арену символов. В 2022–2023 годах, после смерти Махсы Амини, иранцы в Европе, США и Израиле — где живет община выходцев из Ирана — заполнили улицы флагами «Шир-о-Хоршид» — лев и солнце, дореволюционный символ, отвергающий теократию. В Лондоне, Лос-Анджелесе и Тель-Авиве диаспора размахивала этими флагами, а на стенах рисовала «Зан, зенденги, азади» (Женщина, жизнь, свобода), бросая вызов режимным баннерам с «Марг бар Исраиль». Реже встречались триколоры без эмблемы «Аллах» — протестный жест, как в Румынии 1989 года, где вырезали герб Чаушеску, — но они мелькали на ЧМ-2022 в Катаре, подчеркивая отказ от исламской республики.

Необычное — в глобальности: символы, рожденные в Тегеране, стали оружием от Берлина до Иерусалима. Отсутствие — в беспомощности режима: цензура не останавливает цифровую войну, где мемы с «харчангом» (гербом-крабом) бьют точнее ракет. В X карикатуры, где краб щипает аятоллу, или фейковые флаги без «Аллах акбар» множатся. В 2025 году, на фоне экономического кризиса и израильских ударов, диаспора усиливает давление: в Париже проецируют «Зан, зенденги, азади», в Израиле рисуют Шир-о-Хоршид. Для нас, живущих под тенью иранской угрозы, это знак: народ Ирана, даже за океаном, говорит на языке свободы, а его лев и солнце — союзники в нашей борьбе.

Фото: Хадас Перуш/Flash90

От краба ко льву

Визуальная война в Иране — это поле, где каллиграфия и орнаменты превращаются в оружие, а символы — в манифесты. История с облачением патриарха, где Евгений Примаков разглядел в «узорах» «Аллах акбар» и шахаду, — не просто анекдот, а урок о тонкости арабской каллиграфии. Этот шрифт, с его плавными линиями и переплетениями, мастерски маскируется: буквы сливаются с декором, словно шепот в тишине, неся послание, которое раскрывается лишь под взглядом знатока. В Иране эта магия используется для идеологии — 22 «Аллах акбар» на флаге, стилизованное «Аллах» в гербе, — но народ переворачивает ее против режима: сарказм над «харчангом»-крабом, перевернутый «шах», зачеркнутые эмблемы. Необычное здесь — в скрытности: каллиграфия, предназначенная для сплочения, становится инструментом бунта. Отсутствие — в официальной слепоте: аятоллы видят только свою веру, но не народный юмор, который подтачивает фундамент.

Оценка проста: визуалы — мягкая сила сопротивления, сильнее танков. От уличных граффити с «Зан, зенденги, азади» до мемов в Твиттере, где «краб» ущипнул тиранию, символы сеют сомнение в теократии. В 2025 году, на фоне экономического кризиса и эскалации с Израилем, они усиливаются: обход флагов «врагов» на асфальте показывает, что ненависть к «Марг бар Исраиль» — не народная, а режимная. Диаспора в Европе и Израиле машет «Львом и солнцем» — дореволюционным символом, а внутри страны его поднимают, рискуя жизнью: аресты оппозиционеров за флаг, как в случае с Мехди Нури, подчеркивают его мощь.

Визуальная война эволюционирует к глобальности. Мемы и AI-генерация символов множатся в соцсетях, подрывая цензуру. «Лев и солнце» набирает популярность как универсальный знак — в диаспоре (Лондон, Лос-Анджелес, Израиль) он уже объединяет оппозицию, символизируя национальное наследие без монархического багажа для многих. Внутри Ирана готовность растет: посты в Твиттере и отчеты (Ajam Media, август 2025) показывают, что молодежь и протестующие видят в нем символ всех иранцев, а не только Пехлеви — 70% не видели его раньше, но теперь поднимают в знак отказа от теократии. Если эскалация с Израилем (удары по IRGC) усилится, Шир-о-Хоршид может стать объединяющим, как «дырявый флаг» в Румынии 1989 года, — искрой для массового бунта. Тенденция: от маскировки к открытым манифестам, где символы свободы затмят «краба».

Для Израиля это надежда: иранцы, объединенные под львом, отвергнут угрозу аятолл, открыв путь к миру.