Станет ли Израиль Ираном?

Востоковед, иранист, доктор наук, автор телеграм-канала «Принц Персии. Об Иране из Израиля» Гершон Коган продолжает вести колонку о Ближнем Востоке специально для «Сегодня». На этот раз он рассуждает о том, грозит ли Израилю падение в религиозную бездну, как в свое время это произошло с Ираном, и почему. 

Читайте также: Чего стоит Израиль без США?

Невеста без хиджаба

В октябре 2025 года иранские соцсети всколыхнуло видео, которое стало больше, чем просто хроникой семейного торжества. На свадьбе дочери Али Шамхани — контр-адмирала КСИР, бывшего министра обороны и ныне советника верховного лидера Али Хаменеи — невеста появилась в платье с открытыми плечами, без хиджаба, под руку с отцом. Гости, хоть и в платках, но, с явным пренебрежением к строгим нормам «исламской скромности», наслаждались роскошью, недоступной большинству иранцев. Видео, утекшее 17 октября на платформу X, набрало миллионы просмотров и породило хештеги вроде #HijabHypocrisy. В стране, где за прядь волос, выбившуюся из-под платка, полиция нравов (Gasht-e Ershad) может избить или арестовать, а смерть Махсы Амини в 2022 году за «неправильный хиджаб» вызвала протесты «Женщина, жизнь, свобода», этот праздник элиты стал бомбой.

Али Шамхани — не просто фигура режима, а его символ: он руководил Совбезом, командовал ВМС КСИР и остаётся в ближайшем окружении Хаменеи. Утечка видео, судя по всему снятого одним из гостей, совпала с его недавней критикой реформаторов, что, возможно, намекает на внутреннюю борьбу кланов. Пока басиджи — военизированные «добровольцы» КСИР — патрулируют улицы, выискивая «нарушительниц морали», элита позволяет себе то, за что простой народ отправляют за решётку. На X появились карикатуры: невеста с бокалом вина, окружённая КСИРовцами с рюмками, и муллы, закрывающие глаза, уши и рты — «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не скажу». Это не просто свадьба — это симптом глубокого кризиса Исламской Республики.

Почему режим так цепляется за хиджаб, если даже его собственные элиты его игнорируют? Что мешает отменить обязательный платок, если даже дочери генералов его сбрасывают? И главное: у нас в Израиле, где харедим требуют «скромной одежды» и раздельных автобусов, не зарождается ли свой «Иран»? Почему в Тегеране вера угасает, а в Иерусалиме крепнет? Куда катимся мы — к свободе или к новому лицемерию?

Хиджаб как бастион: почему Иран цепляется за платок

В Иране хиджаб — не просто ткань, а краеугольный камень Исламской Республики, символ её власти и контроля. После революции 1979 года обязательный хиджаб стал маркером победы над «безбожным Западом», превратившись из религиозной традиции в инструмент политического подчинения. Согласно статье 638 Уголовного кодекса Ирана, женщина без «исламской одежды» в общественном месте рискует арестом, штрафом или тюрьмой. Но что значит «правильный хиджаб»? И почему элиты, вроде семьи Шамхани, позволяют себе игнорировать то, за что наказывают народ?

Минимальные требования строги: волосы и шея должны быть полностью закрыты платком (русарī), лицо и кисти рук могут оставаться открытыми. Брюки допустимы, но только свободного кроя — облегающие лосины под запретом. Поверх надевается манто — длинное пальто до колен, скрывающее фигуру. Юбки или платья — только ниже щиколоток. В Тегеране платок часто сползает на затылок, вызывая гнев патрулей Gasht-e Ershad, но элиты на закрытых вечеринках, как свадьба дочери Шамхани, обходятся без него вовсе.

Более строгие нормы царят в религиозных центрах. В Куме или Мешхеде предпочтителен чадор — чёрное полукруглое покрывало до пола. Это не закон, но социальное давление: без чадора женщина — «чужая». Цветные платки или макияж здесь — вызов системе. Крайне строгие варианты, такие как никаб (с прорезью для глаз) или паранджа, редки и считаются «суннитскими», чуждыми шиитской традиции.

Почему отменить хиджаб невозможно. В 2023–2024 годах власти обсуждали послабления для иностранных туристок, но отказались: если снять платок с иностранок, этого потребуют граждане Ирана из религиозных меньшинств — христианки (армянки, ассирийки), зороастрийки. А за ними последуют мусульманки. Одна трещина в законе размоет всю систему. Хиджаб обязателен для всех — это маркер лояльности режиму, а не проявление веры.

Региональные различия показывают хиджаб как инструмент контроля:

Хиджаб в Иране — это флаг режима, а не символ веры. Элиты, как на свадьбе дочери Шамхани, сбрасывают его не ради свободы, а из лицемерия: они не верят в то, что навязывают народу. Отменить хиджаб — значит подрубить основы теократии, как разрушение Бастилии. По данным HRANA, с 2022 года более 20 женщин погибли от рук «полиции нравов» за «неправильный хиджаб». Это не просто платок — это бастион, за который режим цепляется, пока его элиты пируют за закрытыми дверями.

Религия как выбор — как Израиль соединяет веру и свободу

В Израиле религиозные нормы порой строже иранских: в общинах харедим женская одежда регламентируется до мельчайших деталей: от длины юбки до плотности колготок. На улицах Меа-Шеарим висят таблички: «מעבר רק בלבוש צנוע» («Проход только в скромной одежде»). Раздельные автобусы для мужчин и женщин, отказ от телевизоров и смартфонов в некоторых домах, строгая суббота — это напоминает теократический контроль Ирана. Но ключевое отличие: в Иране религия навязана государством, в Израиле — это добровольный выбор. Более того, самые ортодоксальные харедим нередко противостоят государству, создавая автономные общины с собственными школами, судами и благотворительностью. Это не бунт, а религиозный анархизм, где вера — не цепь, а осознанный путь.

Харедим, например, могут отвергать сионистское государство, считая его временным до прихода Машиаха, но их любовь к еврейскому народу сильнее идеологических споров. Сатмарские хасиды, ярые антисионисты, организовывали поставки кошерной еды для солдат ЦАХАЛа, заявляя: «Мы не любим государство, но любим евреев». Дати леуми сочетают Галаху с патриотизмом, видя в армии священную миссию. Месорати празднуют Песах и Рош а-Шана, но без догм. Хилоним, избегая «религиозного» стиля — длинных юбок или платков, чтобы не быть «как харедим», — все равно зажигают хануккию. Русскоязычные израильтяне, часто атеисты, чтут традиции как часть идентичности. Эта мозаика описана в таблице:

В отличие от Ирана, где хиджаб — символ подчинения, в Израиле религиозные нормы — знак идентичности. Харедим могут спорить с государством, но их общины сосуществуют с Кнессетом и ЦАХАЛом. Напряжения есть: протесты против «харедимного влияния» в 2023–2025 годах или споры о призыве в армию. Но свобода спора, а не дубинки, создает баланс. Если в Иране элиты лицемерят, снимая хиджаб за закрытыми дверями, то в Израиле ортодоксы (при гораздо большей строгости самих правил) не претендуют на госрегулирование. Даже напротив — настаивают на автономности от государства.

Что ждет Иран и Израиль

Скандал со свадьбой дочери Али Шамхани обнажил трещину в иранском режиме: пока народ заставляют следовать строгим нормам — элиты живут по другим правилам. Это не просто эпизод, а сигнал глубоких изменений. В Иране и Израиле религия играет ключевую роль, но их траектории расходятся: один движется к секуляризации, другой — к синтезу веры и современности.

Прогноз для Ирана: общество устало от навязанной идеологии. Протесты 2022 года, начавшиеся после смерти Махсы Амини, переросли в тихое сопротивление: женщины все чаще носят платки формально, молодежь отвергает мечети. По данным Iran International, в 2024 году власти ужесточили штрафы за «неправильный хиджаб», но это лишь подстёгивает недовольство. Уход Хаменеи, чей возраст перевалил за 80, может стать поворотной точкой. Кланы внутри КСИР и духовенства уже делят власть, и реформы неизбежны — не резкий разрыв с исламом, а постепенный отход от теократических догм, как в позднем СССР. Но пока хиджаб остаётся символом контроля, любые послабления будут восприняты как слабость.

Прогноз для Израиля: общество движется к интеграции разных миров. Харедим, чья доля вырастет до четверти населения к 2040 году (Israel Central Bureau of Statistics), начинают участвовать в экономике и технологиях, несмотря на споры о призыве в армию. Светские израильтяне, сохраняя скептицизм к религиозным институтам, все чаще включают традиции в повседневную жизнь — от субботних трапез до бар-мицвы. Армия и рынок труда становятся мостами: с 2024 года призыв харедим растет, открывая им путь в политику и бизнес (данные Haaretz). Напряжения остаются — протесты против религиозного влияния в 2023–2025 годах тому доказательство. Харедим, в свою очередь, также протестуют против насильственного призыва.

Как в Иране, так и в Израиле религия — основной цементирующий общество фактор. Скрепа, если угодно. В Иране живет множество этносов, объединённых лишь шиитским исламом. В Израиле иудаизм — это единственное, что объединяет еврейский народ. Языки, обычаи, культурный фон — всё очень разное у разных общин. Вопрос в том, как эта особенность будет использована. В Иране выбрали путь государственного принуждения. В результате религиозные институты полностью дискредитированы. Израиль балансирует между интересами разных групп населения, но религиозная часть общества усиливается.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции