29 июля на военной базе ЦАХАЛа произошла трагедия. 20-летний сержант Глеб Балтян получил тяжелые ожоги третьей степени — огонь повредил около 30% его тела. По словам семьи, все случилось из-за халатности: прапорщик вместе с помощником принесли в зону для курения канистры с бензином и начали переливать топливо прямо там. В этот момент Глеб сидел рядом, ожидая встречи по поводу перевода на другую должность. Несколько секунд — и он оказался облит бензином, а затем вспыхнул.
Мы поговорили с мамой Глеба Вероникой Балтян, а также с представителями ЦАХАЛа. Рассказываем, что произошло.
«Его облило до пояса, и он мгновенно загорелся»
В тот день Глеб сидел в зоне для курения и ждал беседы о смене должности. В этот момент к площадке подошел прапорщик со своим помощником. В руках у них была канистра с бензином — вероятно, чтобы перелить топливо для каких-то технических работ на базе.
«Сын говорит: “Мам, я сидел, ждал смены должности, вообще не обращал внимания, что они там делают”», — вспоминает Вероника.
По ее словам, прапорщик курил сигарету и велел помощнику открыть канистру. Та была плотно закрыта крышкой с пластиковым хомутом, открыть ее с первого раза не удалось. Тогда помощник поднес зажигалку и поджег хомут.
«Естественно, произошел выхлоп, жара стояла сильная, в бензине скапливаются газы. Канистру дернули — то ли от испуга, то ли пытаясь отреагировать, и топливо выплеснулось прямо на сына. Его облило до пояса, и он мгновенно загорелся», — рассказывает мать.
По ее словам, Глебу повезло, что на нем была кепка, она хоть немного защитила голову. Но все остальное — лицо, уши, шея, грудь, спина и руки — оказалось в огне. Итогом стали ожоги третьей степени на 30% тела.
Когда загорелась форма, Глеб пытался тушить себя сам. «Он метался по площадке, ища место, где можно было упасть и кататься, чтобы сбить пламя», — вспоминает Вероника. Под ногами лежала пластмассовая трава, и он понимал: если ляжет на нее, будет только хуже. Наконец он заметил участок земли, упал и стал сбивать огонь.
Прапорщик и помощник в этот момент стояли рядом. «То ли в шоке были, то ли просто не знали, что делать», — говорит она.
Глеб кричал так громко, что его услышали в соседних курилках. Прибежали другие солдаты и попытались помочь. Они облили его водой — что, конечно, лишь усугубило повреждения.
После этого его доставили в медчасть базы и вызвали скорую. Именно из машины скорой Веронике и позвонили.
Звонок
После происшествия никто из командиров не связался с семьей и не рассказал о том, что произошло. Первый звонок поступил от бригады скорой помощи, сообщили, что Глеба везут в больницу «Сорока». Подробностей не дали — лишь сказали, что он получил ожоги.
«Я уже начала кричать, потому что слышала его стоны в трубке», — вспоминает Вероника. Медсестра поднесла телефон к Глебу, и он смог сказать только: «Мама, я сгорел, у нас был пожар». Он даже не понимал, что именно произошло. На вопрос матери: «Что у тебя сгорело?» — ответил: «Лицо».
Родители вместе с сестрой сразу выехали в Беэр-Шеву. В больнице их заставили ждать, потому что Глеба поместили в реанимацию. «Я совершенно не была готова услышать про 30% ожогов третьей степени. Это был шок, я не знаю, как пережила первую неделю», — признается она.
Глеб провел в реанимации семь дней. Сначала его держали на аппарате вентиляции легких. Врачи опасались ожогов дыхательных путей и пытались предотвратить отек, который мог привести к удушью.
Почему не вызвали вертолет?
Позже семья выяснила, что в подобных случаях существует четкий протокол: если у пострадавшего ожоги лица или более 20% поверхности тела, сразу вызывают вертолет и доставляют его в специализированное отделение ожоговой терапии.
«Мы задались вопросом, почему этого не сделали, — говорит Вероника. — Ведь при таких ожогах есть большая вероятность повреждения дыхательных путей. Человек может просто не доехать до больницы из-за отека и удушья».
Но тогда Глеба решили отправить в ближайшую «Сороку». Там он провел неделю, после чего его все же перевезли в ожоговое отделение «Шибы».
К ожогам добавилась инфекция, еще одна серьезная угроза для организма.
«Теперь я понимаю, что кожа — это естественная защита организма. Когда она повреждена, любая инфекция может проникнуть очень легко, даже если раны обработаны и забинтованы. Раньше я этого не знала», — говорит мать.
Врачам пришлось подключать антибиотики один за другим, чтобы остановить воспаление.
«Ты смотришь и не понимаешь, это твой ребенок или нет»
Сейчас состояние Глеба заметно лучше. Лицо уже открыто, семья может видеть его полностью. Но первые дни были самыми тяжелыми. Вначале родных даже не пускали к нему, показывали только издали. Потом его перевели в реанимацию в отдельный бокс за стеклом — воздух там фильтровался, чтобы исключить попадание микробов.
«То, что я тогда увидела, было словно сцена из фильма ужасов: человек без кожи, просто открытое мясо на лице. И ты смотришь и не понимаешь, это вообще человек или нет, это твой ребенок или не твой. Настолько все было опухшее, что казалось, будто там лежит какой-то взрослый, измученный мужчина, а не мой сын. Это был ужас, просто не дай бог никому такое пережить», — рассказывает Вероника.
Все это время врачи давали положительные прогнозы и заверяли, что процесс восстановления идет в правильную сторону. Семья старалась держаться за эти слова, несмотря на то, что собственными глазами видела совсем иную картину.
При этом к работе медицинского персонала у родных нет претензий. По их словам, уход и лечение организованы на высочайшем уровне. Для семьи выделили жилье рядом с больницей, что позволило быть при сыне каждый день. «Это огромная поддержка — знать, что мы всегда рядом», — добавляет мать.
Мечта о боевых частях
Ожоги Глеба — не единственное, что мучает его семью. У них накопились и другие вопросы к армии. По их словам, история сына еще до несчастного случая показала равнодушие и бюрократическую бесчувственность системы.
В семье Балтян дети всегда были целеустремленными. Старшая дочь отслужила и решила связать жизнь с армией — именно ради нее семья во многом и репатриировалась в Израиль. Глеб еще в начале сказал родителям, что пойдет только в боевые части. Он быстро делал успехи, и неожиданно для себя открыл в армии талант снайпера. Глеб был на седьмом небе от счастья, покупал аксессуары для оружия, тренировался, рассказывал родителям, как ему это нравится. «Когда он возвращался домой, он не шел, а летел. А потом пошел служить в боевые войска “Каракаль”, прошел программу боевой подготовки — и был горд этим», — вспоминает мать.
Но на учениях все изменилось. Во время стрельб он получил травму уха и несколько дней ничего не слышал. Обследования подтвердили, что слух на правом ухе действительно сильно упал. После пятнадцати процедур улучшений не было. Ему понизили профиль, поставив пометку «שְׁמִיעָה» (шмиа — «слух») со «звездочкой». Это автоматически означало: никаких боевых частей, никакого оружия.
Солдат, про которого забыли
Понижение профиля и потеря места в боевых частях стали для Глеба тяжелым ударом. Он пытался найти для себя новое направление. Рассматривал вариант стать водителем, но на базе ответили иначе: «Есть вакансия повара». Для парня, мечтавшего о боевых, это звучало как издевка. Он отказался и стал добиваться перевода. Вместо решения его просто отправили на другую базу. Там он оказался фактически без должности и даже без формы. Все это время Глеб находился в состоянии неопределенности и сильного стресса.
«Меня поражает: почему солдатам, которые получили травму на службе не по своей вине, сразу не предоставляют выбор новой должности? — говорит Вероника. — Пусть это займет неделю, но зачем кидать их куда угодно, словно ничего не произошло? Особенно после боевых — это ведь серьезно».
Глеб все пытался добиться перевода, но безрезультатно. В отчаянии он сказал родителям: «Я уйду с базы, пусть полиция уводит меня в тюрьму — только там меня выслушают». И действительно ушел. Но за две с половиной недели никто не поинтересовался, где он. Ни тревоги, ни звонка с базы.
Лишь потом к ним домой прислали девушку из логистической службы, которая пыталась уговорить его вернуться, но даже не знала его истории. «Муж сказал: нет, пусть он сидит дома, пока вы не разберетесь. Такого отношения мы не позволим».
В итоге Глеб пробыл дома месяц, пока однажды сам не собрал рюкзак и не пошел в военную тюрьму. Там все просто опешили. Его продержали три дня, но начавшаяся война с Ираном вернула его на ту же базу «Нахаль-Равив». Глеб продолжал подавать обращения о смене должности. Таких попыток было четыре, но безрезультатно. Лишь под конец его перевели в другую бригаду, но и там предложили пост, от которого он отказался, ожидая дальнейшей беседы.
«И вот именно в это время его отправляют на ту самую базу, он сидит в курилке — и все это с ним происходит. Как это назвать? Ты отправляешь в армию здорового, мотивированного ребенка, который сам хочет служить. Ладно, травма — от этого никто не застрахован. Но такая халатность… у меня просто нет слов. Они могли убить моего ребенка за три минуты. Если бы он стоял, он бы вспыхнул снизу вверх, как факел, понимаете?» — говорит мать.
Чья это вина?
Вероника до сих пор не может понять, как на базе вообще могло произойти подобное: «Принести канистру с бензином в место, где люди курят… Это же курилка была! Это то же самое, как поехать заправлять машину и бросить горящую сигарету прямо в бензобак».
Когда история получила огласку, в соцсетях стали писать бывшие солдаты. «Знаете, что они говорили? — рассказывает Вероника. — “Да мы всегда так делаем”».
Именно поэтому семья решила говорить публично: «Если наш случай поможет спасти жизнь хотя бы одному солдату или сохранить здоровье — это уже будет немало. Потому что искалечить человека вот так, по глупости, — это просто ужас».
Никаких объяснений и пустые визиты
В первые дни после трагедии семья так и не получила ясной информации от армии. «К нам приходили какие-то девочки, потом офицер с базы, — вспоминает Вероника. — Но они сами толком ничего не знали. То говорили, что взорвался газовый баллон, то еще что-то. Все было настолько непонятно».
Как именно все произошло, они узнали не от командиров, а от своей дочери. Она сделала пост в Instagram и через соцсети нашла очевидцев — тех, кто помогал тушить Глеба водой, и того солдата, что открывал канистру. «Она сама провела, можно сказать, расследование в Инстаграме, — рассказывает мать. — А от армии мы ничего не услышали. Официальные сообщения сводились лишь к туманным формулировкам вроде “взорвалась канистра”».
Время шло, но нормального контакта с семьей так и не появилось. «Приходило руководство: говорят “Здравствуйте, ну как дела?” — и стоят молча. А мы сидим убитые горем. Что значит — “как дела”? Зачем вы приехали? Ради чего?» — вспоминает Вероника.
Однажды приехали представители именно той базы, где Глеба месяцами перекидывали между должностями. Их сразу попросили больше не приходить: «Вы же не помогали ему раньше ни в чем, а теперь говорите, что мы как одна семья? Не надо».
Через две недели семья получила от них коробку конфет и небольшой подарок. «Это было ужасно неприятно. Зачем? После того как три месяца вы “футболили” солдата, теперь делать вид, будто проявляете заботу?» — говорит мать.
Ответ ЦАХАЛа
На запрос редакции «Сегодня в Израиле» в пресс-службе ЦАХАЛа ответили так:
«Инцидент расследуется. Бригада и представители ЦАХАЛа продолжат сопровождать пострадавшего и его семью, а также рассматривать выдвигаемые заявления. Раненый и его семья получают все права и льготы, предоставляемые раненым военнослужащим ЦАХАЛа. В связи с инцидентом было начато расследование полиции ЦАХАЛа. По его окончанию материалы будут переданы на рассмотрение военной прокуратуре ЦАХАЛа».
«Главное — он жив»
Вероника признается, что почти не спит, но старается держаться: силы нужны, чтобы сын поправился. «Важно, чтобы он восстановился не только физически, но и морально», — говорит она. С Глебом уже работают психологи, ведь посттравма после такого испытания неизбежна.
Сейчас он в сознании, разговаривает, пробует вставать и ходить. Сильно похудел — минус восемь килограмм, много времени сидит молча, уставившись в одну точку. Мать понимает, что это пройдет, но требует времени.
«Для себя я повторяю лишь одно: руки и ноги целы, слава богу. Все остальное заживет и затянется. Главное — он жив. Из самого худшего выбираешь лучшее», — говорит она.
*****
Редакция «Сегодня в Израиле» будет следить за развитием этой истории.