Иногда театр возникает не на сцене, а на самой обычной улице. Там, где шум моря смешивается с голосами прохожих, а в окнах домов кипит чужая жизнь. Постановка Fulcro «Пакуем чемоданы» появляется именно в таком пространстве — на старой железнодорожной станции Тель-Авива, где время будто движется в нескольких направлениях сразу. В сторону прошлого, которое уже не вернуть, и в сторону будущего, которое пытаешься угадать. Все суетятся, двигаются, бегут — одним словом, живут.
Пьеса Ханоха Левина, написанная в 1983 году, вновь удивительно точно отражает современный израильский опыт. Спектакль говорит о миграции, утрате, поиске опоры. Он делает это через сочетание несочетаемого: юмор здесь рядом с трагедией, смех — рядом со смертью. И все это — в момент, когда Израиль переживает очередную волну отъездов. Да и только ли Израиль?
Искусство, которое не просто «сидит на заднице в музее»
«Пакуем чемоданы» — первый в Израиле полномасштабный сайт-специфик спектакль, созданный специально для исторической территории тель-авивской железнодорожной станции. Генеральная репетиция пройдет 26 декабря в 20:00, а премьерные показы — 30 декабря в 12:00 и 31 декабря в 14:00.
Если вы далеки от театральной темы, то слово «сайт-специфик» может звучать загадочно. Что это вообще такое?
Термин site-specific art используется с 1960-х годов для обозначения произведений, созданных с учетом конкретного места — внутри здания или на открытом воздухе. Работа может быть придумана специально под локацию или возникнуть только в ней — и нигде больше. Само выражение site-specific в английском означает и «определенное», и «особенное» место, подчеркивая неразрывность связи.
Художники, создававшие такие работы, намеренно отказывались от идеи декоративного объекта. «Я за искусство, которое не просто сидит на заднице в музее», — писал скульптор Клас Олденбург в 1961 году. Одним из первых, кто начал использовать термин, был Роберт Ирвин, исследовавший свет и пространство.
Сайт-специфик спектакль может возникнуть где угодно: в аэропорту, торговом центре, школьном коридоре, кладбище или парке. Любое пространство может стать частью истории.
Один из режиссеров спектакля «Пакуем чемоданы» Роман Феодори рассказывает, что команда долго искала пространство, которое могло бы передать суть пьесы, ее атмосферу и ту среду, где разворачивается история. «Это тель-авивская история, привязанная к месту: тель-авивские персонажи, отклики городской эклектики, шум Белого города, ощущение конкретного райончика», — говорит он.
Команда перебрала десятки площадок. Рассматривали аэропорты, взлетные полосы, морские доки — все, что ассоциировалось с темами чемоданов, отъезда и временности. И однажды вышли на старую железнодорожную станцию в Яффо. Сегодня она известна как Старая Тахана (Таханат ха-ракевет ха-ешана).
«Нам дали возможность работать в здании вокзала, и мы используем его и пространство вокруг. Все живое, настоящее: рельсы, шпалы, вагончики. Это создает именно ту атмосферу, которая была нам нужна», — отмечает Феодори.
«Иммиграция — это потеря места, которое никогда по-настоящему не покинет твое сердце»
Замысел спектакля вырос из наблюдения за тем, как изменилась израильская реальность последних лет. Даша Шамина, также режиссер проекта (да, в спектакле есть режиссерская группа из двух человек), заметила, что за три года из страны уехало беспрецедентно много людей. Именно это наблюдение привело команду к пьесе Ханоха Левина «Пакуем чемоданы» («Орзей Мизвадот») — сложному и одновременно комическому тексту о людях, которые бесконечно собираются уехать, но никак не решаются.
В спектакле звучит живая музыка — специально написанные композиции на поэтические тексты Левина разных лет.
Команда вдохновлялась и кабаре Левина «Ты, я и будущая война». «Будущая потому что и Левин, и мы понимаем, что, живя здесь, в любом случае находишься между войнами, а иногда и внутри двух или даже трех одновременно», — поясняет Феодори.
Спектакль исследует темы миграции, утраты, укорененности и поиска новой идентичности. Для театра Fulcro это тема личная: коллектив переехал из России в Израиль в 2022 году.
Актер Григорий Каценельсон говорит, что именно здесь для него открылась неожиданная связь между двумя, казалось бы, разными состояниями: «В нашей истории мне чувствуется особенно точным размытие понятий иммиграции и смерти. Они будто становятся вещами одного порядка. Но и смерть ведь тоже — новое начало».
По словам Каценельсона, опыт иммиграции внутри команды стал одним из ключевых факторов, определивших работу над спектаклем: «Большая часть команды приехала в страну менее пяти лет назад, и эта рана пусть и не свежа, но, боюсь, еще не скоро вылечится окончательно. Мы хорошо понимаем, что такое утрата, но, что важнее, — почему ты не можешь поступить иначе. Этим опытом важно делиться».
Когда речь заходит о чувствах, которые мигранты приносят на сцену, он формулирует это так: «Это всегда уникальная история — со страхами, конечно, но и с неожиданными открытиями. Иммиграция — это потеря места, которое никогда по-настоящему не покинет твое сердце».
Комедия в восьми похоронах
Итак, представьте, станция железнодорожного вокзала — место, через которое проходят самые разные, непохожие друг на друга люди. В этом пространстве появляются верующие и светские, богатые и бедные, очень молодые — но умирающие от рака в юности, и старые — но словно живущие вечно. Все как в жизни, говорит режиссер. «Живут рядом совершенно разные люди. Они по-разному думают, по-разному любят, по-разному чувствуют. Но у всех две руки, две ноги, один нос и красная кровь. Мы попытались исследовать разность в единстве и единство в разности. Вот эту тонкую грань мы и пробуем услышать».
И вот они живут-живут, а потом умирают. Недаром пьеса называется «комедия в восьми похоронах». «Один герой, которого жена бесконечно кормит, захлебывается супчиком. Другой, мачо, который всех соблазняет, умирает во время оргазма. Третий — потому что не смог сходить в туалет. Такие очень жизненные, почти гротескные истории», — улыбается Феодори. Насчет жизненных можно, конечно, поспорить, хотя, может, и жизненные — кто его знает, что происходит в соседней квартире.
«И вот это сочетание несочетаемого — юмора рядом с трагедией, смеха рядом со смертью — очень по-левински, — продолжает режиссер. — Умение людей шутить по-черному даже над самым ужасным, над самыми тяжелыми обстоятельствами — это и есть Ханох Левин. Не знаю, насколько нам удастся передать все это, потому что история тяжелая, но мы стараемся».
Вавилон — наказание за то, что люди перестали слышать друг друга
Проект стал первой масштабной постановкой Fulcro на иврите и объединил артистов из Израиля и артистов-иммигрантов. Режиссер Роман Феодори подчеркивает масштаб и сложность этой задачи. «Это огромное пространство. В спектакле заняты 22 артиста и 5 музыкантов. Половина — израильтяне, половина — русскоязычные, но все они, конечно, тоже израильтяне. Люди из разных театров, с разными школами и темпераментами. Собрать их вместе, привести к общему языку — невероятно сложная задача. В каком-то смысле это отражает и саму историю: все разные, и нужно найти способ объединить», — говорит он.
Феодори рассказывает, что ему было особенно интересно столкнуть на одной сцене две группы — ивритоязычных и русскоязычных артистов. Иврит для части труппы не является родным языком, они не говорят на нем в повседневной жизни. «Им приходится учить монологи и диалоги буквально русскими буквами, как когда-то делали новоприбывшие актеры в театре Гешер. Это для меня очень важный опыт — увидеть, как язык становится частью роли, частью сцены».
Актеры Fulcro, переехавшие в Израиль три года назад, подтверждают, что этот процесс непростой, но невероятно увлекательный. «Язык — это не только правильно произнесенные слова, но и ритм, и энергия. Израильтяне принесли в материал другую интонацию, другой воздух. Они помогают посмотреть на этот текст под другим углом», — говорит актер Григорий Каценельсон.
По словам Феодори, израильские артисты отличаются от русскоязычных особой внутренней свободой. «В наших театральных академиях полтора года уходит на то, чтобы хотя бы немного “разжать” студента, раскрепостить. Здесь это не нужно. Здесь скорее наоборот», — смеется он.
Режиссер отмечает, что в этом есть внутренняя логика: у Левина герои действительно существуют каждый сам по себе, но вместе складываются в странное, живое, цельное пространство. «Может быть, именно это и станет фишкой спектакля», — задумывается он.
Если говорить о смысле, то для него особенно важна тема современного Вавилона. И дело, говорит он, не только в многоязычии — иврите, русском, украинском, английском. Непонимание может возникать даже между людьми, которые формально говорят на одном языке. «Так бывает сплошь и рядом. И, может быть, в этом спектакле это особенно проявится. Кто-то говорит на иврите, которого он толком не знает, кто-то говорит на языке, который знает, а понимания между ними все равно нет. И это ведь тот самый Вавилон — наказание за гордыню, за то, что люди перестали слышать друг друга».
Пространство не подчиняется артистам, и тот, кто пытается его победить, проигрывает
Работа в открытом пространстве стала для команды отдельным испытанием. Наряду с художественными задачами то и дело возникали шумы, внешние звуки, непредсказуемые процессы, которые невозможно контролировать. Многие артисты уже имели опыт уличных постановок, но для режиссера Романа Феодори это было впервые. Он признается, что боялся такого формата, несмотря на десятки предыдущих спектаклей. И в какой-то момент понял, что пространство не подчиняется артистам, и тот, кто пытается его победить, проигрывает: «Ты приходишь, и пространство просто есть. Со всеми его особенностями».
По словам Феодори, вокруг постоянно что-то звучит. Море — буквально в 50 метрах, и это ощущается физически. Есть и совсем неожиданные участники спектакля: «В 17:00 начинают громко кричать попугаи. У них есть примерно 15 минут, когда невозможно работать. Они словно сходят с ума».
Режиссер говорит, что ключевым решением стало не сопротивляться пространству, а слушать его. В тот момент оно словно бы открылось навстречу. «Эти большие двери стали не помехой, а частью ритма. Столбы, рельсы, гравий — все это стало работать. Мы начали их трогать, ходить по ним, садиться на них. И я понял, что как только мы входим с пространством в диалог, оно отвечает».
«Не приведи господь, чтобы я хотел передать послание. Я хочу пройти этот путь вместе со зрителем»
Спектакль «Пакуем чемоданы» — это увлекательный эксперимент, путешествие в неизведанное, подчеркивает режиссер Роман Феодори. Он отрицательно машет головой на любые вопросы вроде «что вы хотите сказать зрителю». «Не приведи господь, чтобы я хотел передать послание», — говорит он. —«Я хочу пройти этот путь вместе со зрителем».
Необходимые вопросы сами поднимутся, уверен режиссер. Это вопросы, которые должны подтолкнуть мышление, встряхнуть его. «Но не потому, что мы такие умные и заставляем зрителя думать. Кто мы такие? Скоморохи. Мы думаем вместе с ними. Мы задаем вопросы, мы мучаемся, и мы просто бросаем это в пространство».
А дальше каждый увидит свой спектакль. Каждый задаст свои вопросы. И каждый сам решит — отвечать ему на них или нет.