Израильское кино на крупнейших международных фестивалях сегодня — редкость. Фильмы из Израиля становятся участниками таких смотров всё реже, и началась эта тенденция задолго до 7 октября. Война с ХАМАСом лишь усилила изоляцию: на фоне политической напряжённости и бойкотов путь к международной аудитории стал ещё более тернистым.
Тем важнее редкие случаи, когда израильской картине удаётся прорваться через глухую стену молчания. Одно из таких исключений — «Мертвый язык» («Dead Language»), новый фильм режиссёрского дуэта Михаль Брезис и Одеда Бен-Нуна, мировая премьера которого состоялась 9 июня в рамках фестиваля Tribeca в Нью-Йорке.
Брезис и Бен-Нун уже знакомы международной публике по короткометражке «Ая», номинированной на «Оскар» десять лет назад. «Мертвый язык» — их второй полнометражный фильм, и первый за долгое время, произведённый полностью по их авторскому замыслу.
Однако на фестивале в Нью-Йорке проект оказался почти скрытым от глаз: как отмечает издание Walla, «Мертвый язык» был единственным израильским фильмом в основной программе — и при этом добавлен в неё уже после публикации списка участников. Один из трёх показов фильма совпал с объявлением о начале атаки израильских ВВС на Иран, что добавило событию трагикомического символизма.
У «Мертвого языка» действительно есть формальная связь с «Аей»: тот же мир, та же героиня, та же игра Сары Адлер — блистательной израильско-французской актрисы, известной по фильмам «Медузы» и «Кондитер». Её партнёр по экрану — датский актёр Ульрих Томсен, хорошо знакомый поклонникам Джеймса Бонда.
Однако если короткометражка была камерной зарисовкой на тему случайности, то «Мертвый язык» — это серьёзное и глубокое высказывание о природе человеческих связей.
Айя, героиня Адлер, работает в телепродажах и живёт с эгоцентричным академиком, роль которого исполнил Йехезкель Лазеров. У них нет детей — редкий мотив в израильском кино, где традиционно доминирует тема семьи, материнства, беременности или лечения от бесплодия.
Отсутствие этой линии освобождает пространство для исследования другого сюжета: любви и моногамии, близости и одиночества, самообмана и желания начать сначала. Айя сталкивается с фигурой из прошлого — мистером Оверби, финским профессором, — и отправляется в личное путешествие, которое охватывает монастыри Иерусалима, отели Восточной Европы и многое между ними.
«Мертвый язык» — это не просто любовная история. Это размышление о сложности оставаться вместе, не теряя себя. О моногамии как об игре, в которой побеждает лишь тот, кто умеет меняться.
Сценарий фильма был написан самим режиссерским дуэтом в соавторстве с Томом Шовалом — режиссёром фильма «Молодость» и автором недавнего документального проекта «Письмо Давиду», посвящённого судьбе заложника Давида Кунио.
Работа над фильмом велась международной командой: израильские Green Productions и United King Films объединили усилия с чешскими и польскими партнёрами при поддержке целого ряда фондов — включая Фонд искусств имени Рабиновича, Чешский кинофонд и Польский киноинститут. Среди сопродюсеров — Keshet Films и Armoza Productions.
В итоге получилось кино, которое, как отмечает Walla, внешне почти не отличается от европейского артхауса. Легко было бы принять его за чешский или венгерский фильм, не знай зритель, что за ним стоит Израиль. Но финансирование от местных фондов делает ярлык «израильское кино» неизбежным — а значит, и путь к международному прокату вдвойне сложным.
Проблема не нова. В прошлом году в Tribeca участвовал фильм Тома Нешера «Подойди ближе» («Come Closer»), и не просто участвовал — он выиграл конкурс Viewpoints и впоследствии получил четыре премии «Офир», включая награды за лучший фильм, режиссуру и женскую роль. Его прокат в США запланирован на этот год, но путь к нему был непрост.
Зато новым любимцем фестивалей стал Египет. Победителем Tribeca в этом году стал фильм «С днем рождения» («Happy Birthday») египетской режиссёрки Сары Гохар.
Израильское кино сегодня как никогда талантливо — и как никогда уязвимо. И каждое его появление на экране за пределами страны становится не только культурным, но и политическим событием.
Возможно, «Мертвый язык» — это не просто история одной женщины. Это история самого израильского кино, которое всё ещё ищет, как быть услышанным в мире, где язык искусства становится всё более мёртвым.