В преддверии большого концерта в Израиле (4 сентября, Live Park в Ришон-ле-Ционе) и премьеры нового клипа «Это не бомба, это просто летний гром» мы поговорили с человеком, который отвечает за то, чтобы голос группы был услышан в мире – медиадиректором «Би-2» Игорем Рубинштейном. Сегодня, когда группа переживает один из самых сложных и в то же время мощных этапов своей истории, разговор о музыке неизбежно переплетается с темой эмиграции, свободы и того, что значит оставаться собой, когда вокруг рушатся привычные координаты.
После событий 2022 года «Би-2», как и многие артисты, покинули Россию. Их гастрольная карта изменилась: привычные города заменили европейские площадки, США, Израиль. Но вместе с географией изменилась и жизнь — группа стала эмигрантской, а ее голос — символом человеческой позиции. При этом сами музыканты никогда не стремились к политическим манифестам: их песни всегда были про любовь, красоту, путь и жизнь. Именно поэтому сегодня так важно услышать, что происходит за кулисами, и как сама группа переживает этот новый этап.
Мы встретились с Игорем Рубинштейном, чтобы поговорить о том, как строится коммуникация группы, как меняется стратегия после эмиграции, что значит быть «антивоенной группой» в глазах публики и каково это — готовиться к концерту дома, когда у самого дома теперь несколько.
Вы медиадиректор группы. Что значит быть медиадиректором «Би-2»? Как вы определяете свою роль?
— Когда артист зарабатывает на музыке, живет с этого, частью работы становится донести аудитории, что он существует: поет, дает концерты, записывает пластинки, выпускает клипы, распространяет музыку, нуждается в том, чтобы о нем знали.
Если мы говорим о независимой группе, которая собралась в гараже или подвале, то они, как правило, сами занимаются своим пиаром. В тот момент, когда это становится невозможным, они нанимают кого-то. Сначала — друзей, потом — кого-то на полставки, а потом, когда коллектив выходит на профессиональный уровень и гастролирует по всем континентам, это превращается в постоянную работу.
Это, по сути, компания. Я не очень люблю сравнивать с производством или с хай‑теком, но структура похожа: есть цели, задачи, отделы, люди, которые отвечают за свое направление. Это работа: утром встаешь, идешь, делаешь.
Если взять «Би‑2»: на сцене шесть человек, но вся команда — около тридцати. Музыканты, звуковой цех (он большой), концертный отдел, менеджмент, продакшн. И вот в этой системе есть и мое место.
Я отвечаю за коммуникацию. За то, чтобы то, что группа хочет сказать, было услышано не только на концертах и на пластинках. В основном это, конечно, анонсы туров и концертов, потому что именно на живых выступлениях строится экономика группы. Но это еще и PR, и отношения с общественностью, и коммуникация с государственными структурами в разных странах, и работа со спонсорами. Все, что называется external communication, проходит через меня.
Поговорим о содержании этой коммуникации. Как изменилась стратегия группы после эмиграции? Если изменилась, конечно.
— Безусловно, изменилась. Основной рынок был Россия и так называемых странах СНГ (никакого СНГ и не было никогда, но мы все продолжаем употреблять эту аббревиатуру). В 2014 году «отвалилась» Украина. Тогда группа приняла решение: пока существует война, мы там не играем. Никто тогда еще не называл это войной, говорили «вооруженный конфликт на Донбассе», но всем было понятно, что это именно война. Также группа отказалась и от выступлений в Крыму, конечно.
Был один момент, когда это решение было готово измениться: в мае 2022 года должен был пройти концерт в Киеве, билеты были почти все распроданы. Этот концерт не состоялся. Все, что осталось от него у группы, — это афиша из киевского метро, снятая израильским фотографом Гершбергом 24 февраля 2022 года.
С 2014-го до 2022-го основные рынки — Россия, страны бывшего СНГ. После того как участники группы сочли невозможным жить в РФ и выступать там… хотя даже не они это сочли, а власти сделали невозможным… все изменилось.
Европа и Штаты перестали быть тем, чем были раньше. Раньше это всегда были такие приятные гастроли: прошвырнуться, погулять, подышать. А теперь это основная арена, место, где идет настоящая деловая активность. Я сейчас говорю такими канцелярскими словами, но это нормально — я торгаш, мне можно. (Смеется)
Стратегия изменилась. Гастрольный график — тоже. Изменилось и распределение доходов. Помните, как в том старом анекдоте? «Из Парижа можно вывезти намного меньше денег, чем из Калуги».
Есть еще один момент: жизнь ребят. Она стала другой. Они стали эмигрантами. Черт с ней с работой, с гастролями. Это люди, которые вдруг оказались в новой реальности. В 2022-м они приехали в Израиль, и у них началась эта жизнь эмигрантов: министерство абсорбции, новые документы. Все, что мы знаем про переезд, все, что мы слышали от знакомых, — оказалось реальностью.
Мне самому было немного легче: я живу в Израиле уже тридцать три года, я это прошел давно. Но я прямо видел, как они проживают какие-то моменты, которые я сам когда-то недопрожил. Это было очень трогательно.
И да, конечно, это наложило отпечаток на деятельность группы. «Би‑2» были известными и довольно благополучными в финансовом отношении артистами, а остались просто известными. (Улыбается)
Наверняка эмиграция и все эти события повлияли и на саму команду. Она как-то обновилась? Появились новые люди, кто-то ушел?
— Да, изменения были. Время от времени это происходит в любой команде. Костяк, конечно, остался, те, кто были с группой много лет.
У нас появился новый инженер мониторов, он из Литвы.
Моя предшественница на посту пиар-менеджера осталась в Москве по своим причинам. У нас с ней прекрасные отношения, она помогала нам первое время очень много, и сейчас я тоже с ней советуюсь.
Еще одно большое изменение — музыкант. Наш бессменный гитарист последних двадцати лет, Андрей Звонков, великолепнейший музыкант, на грани гениального, решил, что ему лучше жить в России. Теперь у нас другой гениальный музыкант — Константин Чалых.
Все течет. Я не думаю, что есть прямая причинно-следственная связь только с эмиграцией. Даже если люди живут на одном месте долго и счастливо сто двадцать лет, все равно происходят изменения: приходят новые люди, кто-то уходит. Это жизнь.
«Би‑2» для многих сегодня — это не только музыка. Это еще и определенная гуманистическая позиция, которая важна для аудитории. Вы выстраиваете ее сознательно, это часть стратегии, или это происходит само собой?
— Классный вопрос. И на него нет однозначного ответа. Последние годы сделали из «Би‑2» что-то вроде U2. Никогда группа не занималась политикой, у нее не было политических месседжей. Честно, и сейчас это нам очень чуждо.
Признание Левы «иноагентом» произошло не потому, что мы герои, а потому, что мы просто нормальные. Оказалось, что быть нормальным — это уже что-то типа мегаполитического шага.
Группу всю дорогу попрекали: вы оппортунисты, конформисты, «и нашим, и вашим, за пятачок спляшем». И это была чистая правда! Артист должен петь и плясать, а не звать кого-то за собой.
А тут приходят люди в серых костюмах и начинают кричать: «Вы оппозиция, вы диссиденты, вы активисты!». И все это стало накладываться одно на другое. Когда власти РФ устроили цирк в Таиланде, пути назад уже не было.
В России месседж группы всегда был один: любовь, красота, счастье, жизнь, дорога. Если взять тексты и сделать частотный анализ за тридцать лет, это именно так и выглядит: трубадурство с легким эротическим уклоном. И это правда.
Расскажите про новый сингл.
— Да. Песня раньше называлась «Летний гром». Теперь у нее новое название, потому что так поется: «Это не бомба, это просто летний гром».
Во-первых, это очень «бидвашная» песня. У «Би‑2» есть такой особый пласт композиций, написанных в мажоре, с ощущением света и воздуха. Это одна из них.
Во-вторых, в ней говорится о простых, но сегодня невероятно важных вещах: как хорошо, когда то, что гремит, — это не то, к чему мы все привыкли за последние годы, а просто летний гром, которого мы так давно не слышали.
Это и остро экологическая, и остро эротическая песня.
И собственно, в этом и есть ее месседж. Если быть нормальным человеком и не принимать насилие и смерть, а наоборот — обнимать людей и приветствовать не бомбы, а цветы и секс, то, наверное, да, это политическая песня. Хотя на самом деле это просто про нормальные человеческие взгляды.
Мы, возможно, живем в такое время, когда нормальные люди с нормальными взглядами выглядят как герои. Но на самом деле это просто жизнь.
- Одновременно с синглом на официальных каналах Би-2 в YouTube и Vimeo появилось видео на песню, снятое два месяца назад в Риге творческой командой из Латвии и Эстонии. Производство - компания Sufide Film Production. Режиссер — Hindrek ‘Masa’ Maasik.
Как складываются отношения у группы с израильской публикой? Можно ли ее выделить в какой-то отдельный пласт или это такие же люди, как и везде? Как вы это чувствуете?
— Конечно, это особая публика. И думаю, в вашем вопросе уже есть ответ.
Пять из шести музыкантов «Би‑2» являются гражданами Израиля. Лева, например, провел здесь семь лет, служил в армии. Количество его друзей, знакомых, связей — ни с одной другой территорией даже не сравнить.
У Шуры здесь живет вся семья — родители, дядя (Михаил Карасев, автор многих песен «Би-2»), двоюродные сестры, куча друзей. Это родной дом. Ашдод, где живет семья Шуры — это наш замок.
Поскольку у группы нет «дома» как такового, Израиль — это один из домов. Для кого-то более теплый, для кого-то более семейный. У Левы, например, очень ярко выраженные теплые отношения с этой страной и с людьми здесь.
Я понимаю, насколько он вовлечен во все, что здесь происходит.
И публика, конечно же, абсолютно «наша». Это не «такие же люди», это именно те самые люди. Ребята играли здесь еще в 1992 году на рок-фестивале в Иерусалиме. Тогда их публикой были подростки, молодые люди. Проходит тридцать лет, и теперь на фан-зоне стоят те же самые люди. Ну, не совсем ребята, да — уже такие «деды», которые когда-то колбасились у сцены, а теперь слушают вместе со своими детьми. Это очень круто и очень трогательно.
В связи с этим не могу не спросить: чего вы ждете от предстоящих концертов в Израиле? Есть какие-то особенные ожидания?
— Главные ожидания? (Смеется.) Заработать много денег! Это большой коммерческий концерт, мы вложились в него очень серьезно.
У нас есть прекраснейший спонсор — сеть супермаркетов «Кешет Теамим». Они помогают с организацией, рекламой, со всем, что связано с этим концертом.
Публика — наша, теплая. У нас даже есть отдельная история: после 7 октября на концерт могут на специальных условиях приходить военнослужащие. На прошлом концерте в Ришон-ле-Ционе у нас целый сектор заняли такие ребята. Это правильно.
Но… Моя «панамка» уже вся в дырках от того, что ее клюют «особо патриотичные лидеры общественного мнения» в соцсетях: «А когда будет отдельный бесплатный концерт для наших защитников?». Это не всегда просто — но мы стараемся, насколько можем, расширить круг аудитории, сделать так, чтобы это было доступно всем.
Кстати, про доступность: мы сделали билеты предельно гуманными по цене. Например, Golden Ring — это прямо перед сценой, самый дорогой сектор! — стоит 355 шекелей. Для такого уровня концерта это очень демократично. Есть система скидок для солдат. В итоге это становится доступно. И артистам , конечно, всегда важно, когда перед ними целое море единомышленников.
Чувствуете ли вы себя в безопасности сегодня, когда находитесь в туре? В связи с ситуацией в Таиланде, после этой истории…
- В январе 2024 года участники группы были задержаны полицией Таиланда на острове Пхукет после концерта. Сначала их отправили в миграционный изолятор в Бангкоке — в камеру на 80 человек. Участники отказались встречаться с российским консулом. Россия настаивала на их депортации, но международное сообщество, включая Human Rights Watch и Amnesty International, обратилось с призывом не отправлять их в Россию, где они могли столкнуться с репрессиями из-за своей антивоенной позиции
Есть ли ощущение давления или, наоборот, вы чувствуете, что все нормально?
— Во‑первых, часть стран у нас теперь просто не входит в тур. Я не буду их называть, потому что все понимают. Иногда эти страны переходят из одного ранга в другой: сегодня можно, завтра нельзя.
Россия — это отдельная история: там мы выступать не можем, это невозможно. Украина — по другим причинам. Это не про запреты, это про этику. Мы даже не обсуждаем концерты там, хотя… я не знаю, сбыточная это мечта или нет, но сыграть в Киеве — это мечта. Пока это невозможно, и мы об этом говорим только как о фантазии в измененном сознании.
После Таиланда мы стали осторожнее. Были концерты, которые мы просто отменили, поняли, что нарываться не стоит.
Есть еще один момент: теперь, когда мы летаем, проверяем каждый маршрут. У каждой авиакомпании есть так называемые аварийные точки — аэропорты, куда они могут сесть в случае ЧП. Если нам не нравится список этих точек, мы просто выбираем другой маршрут. Чтобы не оказаться там, где оказался один белорусский самолет, который посадили не туда...
С другой стороны, бывают и хорошие истории. В Сербии [страна придерживается пророссийской позиции] у нас, например, был фантастический концерт: полный зал, отличный звук, теплая публика. Все прошло идеально. А потом мы оттуда уехали, и все вздохнули с облегчением. Можно сказать: «обошлось». А можно сказать: «нормально все было».
В Сербии нам помогало посольство Израиля. Это тоже часть моей работы — позвонить в посольство, договориться. На афише концерта было написано: «При патронаже посольства государства Израиль». Наши недоброжелатели страшно взвыли. Но это помогло, дало дополнительную защиту и уверенность.
Это, знаете, совсем другой уровень. Одно дело — связываться с музыкантами, а другое — когда за ними стоит государство Израиль. Это уже совсем другой вес и совсем другая защита.
Часто для внешней публики ваша работа остается невидимой. Мы видим результат, но не всегда понимаем, кто за ним стоит. Просто зритель обычно этого не знает. Какой свой навык вы считаете главным в этой профессии?
— Вы имеете в виду мой личный?
Да, именно ваш.
— Я… нормальный. В том смысле, что я искренне хорошо отношусь к людям. Доверяю им хотя бы один раз. Это чувствуется.
Это не какой-то особенный профессиональный скилл, не технология. Но это всегда работает. Люди чувствуют, когда ты к ним по‑настоящему нормально относишься.